— Не все, только большинство людей. Я не люблю, когда меня загоняют в рамки
человеческих ожиданий. Повзрослев, я стал общественной собственностью своих родителей.
— Даже твоей мамы?
— Особенно моей мамы. — Он закатил глаза, с обидой наклонив свой подбородок.
— Она хотела, чтобы её любили все, но никто в частности. Хотела, чтобы ей поклонялись, но
её не волновало, знали ли её люди или нет.
— Она была актрисой, верно?
— Да. — Он кивнул, его глаза снова вернулись к потолку. Мартин плюхнулся на
спину рядом со мной. Его рука искала мою, нашла, подняла её, чтобы он мог видеть и
держать её между нами. — Она умерла, когда мне было тринадцать.
— Мне жаль.
— Не стоит. Это было освобождением.
— Господи, Мартин. — Его бездушное замечание высосало весь воздух из моих
легких. Я попыталась собраться, чтобы посмотреть ему в лицо. — Ты говоришь ужасные
вещи.
— Это правда. Она была наркоманкой. Она использовала меня для саморекламы и
дурацких денег, все время. Она пыталась устроить меня в шоу-бизнес или в модели. Я
ненавидел это. Я не хотел этим заниматься. Она делала... кое-что и похуже. — Внезапно, он
разочарованно вздохнул. — Я.. Я не хочу об этом говорить.
Я взяла его за руку, положив голову ему на плечо, прижимаясь к нему.
— Тогда мы не будем об этом говорить.
Он сжал мою руку, прижав ее к груди.
— Это угнетает, а я не хочу, чтобы ты, лежащая в моей постели, ассоциировалась с
печальными событиями. Я хочу, чтобы ассоциации с тобой были горячие, потные, голые.
Несмотря на всю серьезность нашего разговора, после его комментария меня
окатило волной понимания. Я была поражена тем, насколько быстро, всего за несколько слов
он мог завести меня.
— Ну, мы не будем заниматься сегодня этим. Сегодня Неприкосновенный вторник.
— Мы уже прикасаемся.
— Ты знаешь, что я имела в виду. Мы сделаем кое-что прикольное.
28
Накал Страстей
Пенни Рейд
— Я думал, ты сказала, никаких прикосновений.
Я шлепнула его по плечу.
— Мы сделаем кое-что прикольное без прикосновений.
— Ты можешь прикасаться к себе? Я не прочь посмотреть.
Этим комментарием он заслужил щипок. Я подняла голову, наклонившись над ним,
и ущипнула его чуть ниже ребер.
— Ау! — Его руки взметнулись к тому месту, где я ущипнула его. — Вот, что
бывает за твою дерзость.
— Святое дерьмо, Паркер! Больно. Хорошо. Что ты задумала? — Я видела, как он
потирал кожу. Его тон и выражение лица были как у недовольного подростка, хотя я видела,
как он старался не усмехнуться.