Уже на подходе к ним, в душу закралось непонятное беспокойство. Меня одолело предчувствие того, что случилось что-то непоправимое, тяжелое, страшное. И, увы, не ошибся.
За сотню шагов до кабинета Катерпиллера я, глубоко погруженный в собственные мысли, чуть не сбил с ног тихонько рыдающую тараканшу, прислонившуюся к стенке и судорожно дергающую усами.
- Дамочка, что произошло? - ласково спросил я, немного придя в себя от первоначального испуга.
- Ах... ах... умм... - только и всхлипывала она.
- Да что же, наконец, здесь случилось?! - обратился я громко к пожилому таракану, молча стоявшему поблизости.
Он посмотрел на меня отсутствующим взглядом и как-то механически произнес:
- Горе... Случилось большое горе. Господин Катерпиллер покидает нас. Доктора говорят, что душа его скоро устремится по вентиляции вверх, в самые серые небеса.
Я аж сел на брюхо. Вот тебе на! Только вчера пили кофе с лосьоном, за жизнь трепались, а сегодня старик умирает. Я не мог поверить собственным усам. Как такое могло произойти всего за день? Да разве за день?! Еще утром он мою любовь грязно имел...
- Найдите Агамемнона! - донесся до моих усов громкий крик откуда-то из глубины коридора. - Последняя воля Семена Обуслововича! Агамемно-о-он!
Я почувствовал на себе тысячи пристальных взглядов. Нет, естественно, я не мог видеть глаз столпившихся тараканов, потому что повсюду царил глубокий мрак, но меня словно пронзило магнитными иголочками.
И пошел вперед. Тараканы, запрудившие широкий низкий тоннель, расступались, жались к стенам, освобождая мне проход. Я двигался все быстрее и быстрее, наконец, пригнул к полу усы и устремился по образовавшемуся коридору с небывалой для себя скоростью. Потоки сырого воздуха обдавали холодом мое раскалившееся до красна тело.
Так, на всех парах, я буквально влетел в кабинет Семена.
- Он здесь... - пронесся тихий ропот среди челяди Катерпиллера. - Семен Обусловович, господин Агамемнон прибыл.
Я окинул взглядом два десятков тараканов, находившихся в кабинете. Искал Золю, но ее нигде не было...
- Агамемнон... - донесся с гриба слабый, но удивительно красивый голос Катерпиллера, - мальчик мой, подойди...
Я, не чувствуя под собой лап, двинулся к умирающему. Усы мои обвисли, все тело как-то обмякло, лапки стали словно ватными. Теперь я понимал, что утренняя злость на старика была вызвана дурной ревностью, на которую я не имел никакого права. Ведь еще вчера, только увидев Семена, я сразу понял, что передо мной великий таракан, гениальный, значительный. Что такие личности появляются в нашей среде раз в год, а может, и того реже... Что же произошло? Как мог я усомниться в порядочности этого замечательного мыслителя и неутомимого деятеля. Даже сейчас, находясь на смертном одре, он излучал чудовищную энергию, и от него буквально исходил запах неукротимой жизненной воли...