- Так вот оно как!
Соснуть хуйца... - в голове Артемия
заскользила мысль, настраивающая его
на умиротворённый и созерцательный
лад. Молодой оп-позиционер Илья Яшин
предавался оральным ласкам со стороны
старого музыкального критика, оказавшегося
в изнании. Самому Троицкому продолжала
делать минет режиссёрша Гей Германика,
которую в тот момент напяливал сзади
неугомонный артист и художник Пахом.
Политика, критика и искусство смешались
воедино, образовав причудливый симбиоз.
Шнур приставал к Тине
Чертополох, которая продолжала сосать
у Джигурды. Потом они вместе договорились
и трахнули вдвоём отвязную "неформалку".
-----*****+++++
Аннигилина, глядя на
свальной грех, фыркнула:
- Фи, какая гадость!
Это же прошлый век! Богатые люди, а
занимаются таким непотребством. Это же
совершенно ненужно. И не модно уже. В
этом же нет никакой потребности. Ведь
у вас есть всё, чтобы не хотеть этим
заниматься. Нет, вы с ещё большей силой
тянетесь в эту грязь. Какие же вы ничтожные
твари! Жалкие существа!
Она решила убраться
отсюда поскорее, так как почувствовала
себя чересчур правильной и совершенной.
Она не была моралисткой. Даже наоборот,
она всячески отрицала мораль. Но то,
что она видела - было для неё недопустимо
в любом случае. Это не укладывалось ни
в какие рамки. И не могло вызвать никакого
оправдания. Она вызвала по телефону
своего друга, байкера Вепря. Тот приехал
на "Харлее Дэвидсоне" и посадил
Аннигилину на заднее сиденье рычащего
мотоцикла. Но случилась трагедия:
поскольку поэетесса с протухшей фамилией
находилась в состоянии наркотического
опьянения, то она попросту не смогла
удержаться руками за спину мотоциклиста.
Не смогла усидеть на кожаном сидении
стального коня. Она грохнулась на
асфальт, и ее отбросило ударной волной
прямо под колеса едущего навстречу
мотоциклу многотонного самосвала
КАМАЗа. Грузовик, наполненный песчаной
крошкой, переехал ноги госпожи Тухлянской.
Та ничего не почувствовала. И приготовилась
уж было умереть, но потом вдруг вспомнила
о том, что умереть - это значит, подчиниться
божьему промыслу ненавистного Демиурга,
поддаться тлетворному влиянию создателя.
А это никак не могло входить в нечеловеческие
планы госпожи. У Аннигилины были свои
виды на картину мира. И что для одних
могло бы означать гибель, для других
всего лишь означало эксперимент и поиск
новых путей выхода. И Аннигилина, скрипя
зубами, поднялась на корточки и кое-как
доползла до своего дома, который был
всего лишь в нескольких десятках
километров от загородной резиденции
писателя. Ещё одно препятствие было
преодолено без крикливого пафоса и
апломба. Поклонницы и поклонники так и
не узнали о том, что в этот вечер произошло
с любимой поэтессой.