– Да ты что?! – изумился он. – Неужели ты никогда не видел бабочку шелкопряда? У них действительно очень красивые брови.
– Какие брови могут быть у бабочки? – растерянно спросил я.
– Ну, называй, как хочешь, – отмахнулся Ниими, – а наши поэты зовут их бровями. Подожди минутку, сейчас я покажу тебе… – с этими словами Ниими выскочил в гостиную и вскоре вернулся с белым бумажным веером, на котором спала бабочка шелкопряда.
– Вот, смотри. Я всегда оставляю несколько штук на развод. Эта только что из кокона, летать еще не может. Впрочем, что я говорю? Они же вообще не летают! А теперь посмотри на ее брови!
Я всмотрелся и увидел на бархатистой головке бабочки короткие пушистые усики-щеточки, сильно изогнутые над двумя крапинками глаз, похожих на драгоценные камни. Действительно, усики напоминали пару красивых бровей.
Потом Ниими позвал меня посмотреть на его шелкопрядов.
В районе, где жил Ниими, росло много шелковичных деревьев, и шелкопрядов разводил не только мой приятель. Обычно кормили этих странных существ и ухаживали за ними дети и женщины. Черви обитали на широких продолговатых поддонах, стоявших на коротких опорах футах в трех над землей. Было интересно смотреть, как сотни гусениц с характерным бумажным шорохом пожирают шелковичные листья. Они ни на минуту не прерывали своего занятия. Когда гусеницы подрастают, за ними нужен особый присмотр. Хозяева часто обходят поддоны, отбирают самых упитанных едоков и долго перекатывают в пальцах, определяя степень созревания гусеницы. Отобранных помещают в закрытые ящики, где они в скором времени окукливаются – засыпают и покрываются коконом из субстанции, напоминающей белый пух. Только лучшим из лучших позволяют выйти из их шелкового сна – это будущие производители. У бабочек есть прекрасные крылья, но они не летают. У них есть крохотный хоботок, но они не едят. Все, что они могут – это спариваться, откладывать яйца и умирать. Тысячи лет люди ухаживали за ними, и вот теперь насекомые разучились даже заботиться о себе.
Это был самый настоящий урок из области практической эволюции, и я с увлечением наблюдал за гусеницами, пока Ниими и его младший брат объясняли мне все хитрости производства шелковой нити. Они рассказывали удивительные вещи о производителях, от них я впервые услышал о диком шелкопряде. Он не поддается одомашиванию, но дает самую лучшую блестящую нить, прежде чем превратиться в сильного мотылька, пока еще использующего крылья по назначению. Рассказывали они действительно интересно, но, боюсь, я слушал не совсем внимательно, поскольку время от времени впадал в задумчивость.