Нежность к мертвым (Данишевский) - страница 60

ки туч. Бог терял рассудок, и черные тучи собирались все туже

и туже, сплачивались, никто не видел этого, как она. Каждый

лишь ощущал, что раз в год происходит нечто, и не вдавался в

детали, они уже закрывали окна и глаза, и никогда не видели,

как именно это происходит. Как с города медленно сползает

лицо, и оголяются серые высохшие здания, ободранные фаса-

ды, как Бог прекращает думать и впадает в болезненные сны,

как эти сны вращаются вокруг города и вначале кажутся дроз-

дами, затем тучами, как ветер гуляет по улицам, как подхваты-

вает трупы собак, и ломает им позвоночники одним звонким

ударом об угол пекарни; как срывает все; и все молчит. Миз М.

в этом известном платье — каждый чаще других одежд видит

на ней именно это, с тугой серебристой застежкой на спине — с

этими сморщенными бровями, с этой сигаретой, полузастывшая

в кататонии и немом ощущении чего-то важного, посреди горо-

да, полуосмысленная и взлохмаченная сильным ветром. Ее зонт

уже сломался и отлетел в сторону, если бы ее кто-то видел —

двое мужчин, что вечно играют в карты — то спорили бы, как

скоро сломает и ее. Переломит этот немного изогнутый позво-

ночник. А она задрана вверх, немного подняла руку и дребез-

жит пальцами, будто бы эти легкие движения являются причи-

ной страшного вихря. Она уже потеряла желания и его тени,

но продолжает стоять, уже бессмысленная и бесчувственная —

сломает или нет, как ту желтую псину — оставит или убьет, и

что он такое — вихрь, накрывающий город каждый год и за-

ставляющий видеть жителей видения жуткой жизни5.


5 Черные облака полностью срослись, и теперь кажутся какой-то

опухолью на небе, живыми, нет, мертвенно-железными, как обручи на

деревянной бочке, плотными. И потом начинается шум. Когда сцена

уже готова, начинается шум механизмов, и миз — она бесстрастно

смотрит — сегодня зритель, а значит, шум будет особенно яростен,

73

Илья Данишевский

И что-то еще происходит, но прячется от миз М., от ее не-

определенного семейного положения, от ее нелюбопытства, и

она только думает, сломает ли ее или произойдет что-то иное,

когда та часть улицы, на которой стоят ее ноги, тоже изменит-

ся. Сомкнет домами, изнасилует дряхлым флюгером на святом

Франциске или что-то еще, такое же неважное, ведь чтобы ни

случилось, она, оставшись в живых, перешагнет это, а единст-

венной тенью желания ее было — такое, такое, ТАКОЕ, которое

делает жизнь хоть капельку важной. Это было четыре года