и откуда он приехал. «Пять месяцев», и миз хохочет, ей многое
становится ясно, она может и не хочет этого говорить, но гово-
рит «ха! Пять месяцев! Ваш отец так долго искал вас, милый,
попробуйте заглянуть в призрачную бухту, там он не найдет
ваших хлебных крошек», и тут же вспоминает, что хлебные
крошки в призрачной бухте будут съедены удильщиком трупов.
Ее начинает тошнить, констебль краснеет от таких намеков, а
мужчина — наверное, у него дурно с головой, он внутри себя,
его нет здесь, а те люди ему мешали — смотрит выпучено. Она
отходит к окну, другому окну, подальше от констебля, нюхает
гардины, хочет что-то ощутить, она поджигает себя изнутри,
хочет трагедию, ведь все составляющие трагедии налицо, но
ничего не чувствует. Она даже говорит вслух, говорит гарди-
нам, ведь в трагедиях всегда говорят с мебелью, говорит, испо-
ведуется, и говорит так тихо, пыльно, приглушенно, как плачет,
но все мертво. Но она продолжает: «…а у него оказался сын. И
сейчас ему все равно. Можно оказаться с ним в постели, но
нельзя в его сердце. Как ни крутись, как ни кричи, а у него
оказался сын, и я как бы виновата, как бы чувствую стыд, но
не знаю, за что, но чувствую. Как все не так, как я бежала от
него, как вытравила ребенка в ту ночь, и потом ждала наказа-
ния от кошмаров, но Бог спал. Я вытравила, чтобы он кричал и
плакал, но было поздно. Он не кричал, он не плакал, и у него
был сын, и он ничего не чувствует. И я к нему ничего не чув-
ствую. И никогда… не чувствовала к нему ничего и никогда. И
к этому ребенку. И даже к тому, что этого ребенка нет. Мне
даже не страшно. И будто бы слегка обидно, но это лишь тень
и иллюзия обиды, что эта свинья пьяна и она далеко, ей не
хочется плакать и стоять на коленях, а я бы его не простила,
77
Илья Данишевский
потому что ничего не чувствую, но разум играет, что ему как
будто обидно за то, что эта свинья уже давно стала отцом. А я
бы не простила, но хотела бы проявить это непрощение, чтобы
он встал на колени и плакал, и обидно, что он не стоит, он не
знает, что я его не прощу, и ему даже не важно — прощу или
нет — он даже не знает, что мой разум играет сам с собой в
обиду» – и опустилась вниз по градине, старая прачка, увидев
миз М. подумала, что та расчувствовалась от старой любви, и
только миз М. знала, что ее сейчас вывернет наизнанку от
перепитого шампанского, и что в сердце у нее пусто, только,
кажется, все четыре сердечные камеры заполнены алкоголем, и