Женщина встала и молча подошла ко мне. Она расстегнула у меня на спине ряд пуговиц моего все еще влажного от пота платья. Затем сказала что-то мальчику, который отвязал веревку от пальца, раздвинул циновки на окне и выскользнул из комнаты. Женщина сняла с меня платье, корсет и нижние юбки. Когда я оказалась в одной сорочке, женщина взяла с умывальника губку, намочила ее в прохладной, пахнущей розовым маслом воде и принялась медленно, почти нежно обмывать мне лицо, шею, грудь и руки. Ко мне никогда так не прикасалась другая женщина, да и вообще никто, кроме того мужчины, которого я называла Средой. От неожиданности светлые волосы у меня на руках встали дыбом. В комнате было тепло и тихо, и я почувствовала, как меня одолевает сонливость. Затем женщина осторожно подтолкнула меня к кровати. Я послушно легла. Женщина укрыла меня тонкой муслиновой простынью, опустила москитную сетку, снова что-то сказала, и мальчик вернулся.
Я лежала на огромной кровати, слушая скрип опахала — я вспомнила, что здесь его называют панкха, — и тихий голос женщины, напевавшей что-то под нос.
Ни в одной из книг, прочитанных мною на корабле, не говорилось ни о роскоши, царившей на виллах англичан, ни о нищете, увиденной мною на пристани. У меня болела голова, и я закрыла глаза.
Обед оказался слишком долгим и утомительным. Направляясь в столовую вместе с Фейт — мы следовали за слугой, ранее осторожно постучавшим в наши двери, — я воспользовалась возможностью получше рассмотреть дом. Хотя обстановка в нем была английская, многое указывало на то, что мы не в Англии, — потолки не были закрытыми, на них виднелись балки. В каждой комнате находились панкха, а пол в основном был вымощен прохладным камнем. Я заметила маленький столик, ножки которого были сделаны из закрученных рогов какого-то большого животного. Везде стояли вазы с незнакомыми цветами. На полу лежали звериные шкуры, а на стенах висели охотничьи трофеи. Зонтики стояли в забавной подставке, оказавшейся на поверку ногой слона. Мы с Фейт вошли в мрачную столовую, заставленную тяжелой темной мебелью. Стол был накрыт плотной белой скатертью, посредине в качестве украшения были разложены листья папоротника и виноградная лоза. Вся еда, предназначенная для обеда, была подана на стол сразу же, высоким импозантным мужчиной в высоком тюрбане и с крашеной хной бородкой.
Увидев все то, что, как предполагалось, мы должны были съесть, я пала духом — там были баранья лопатка, мясо какой-то птицы, тонко нарезанное и плавающее в клейкой подливке, огромная миска чего-то, по консистенции напоминающего картофельное пюре, но отличающегося от него по цвету, три миски с не поддающимися определению овощами и толстые ломти темного, плотного хлеба. Я ощущала тяжесть в желудке, вызванную жарой и переменой климата, а головная боль так и не прошла. Услышав слабый шум, я украдкой посмотрела вверх и увидела, что под потолком натянута белая ткань. Сквозь тонкую материю вверху угадывалось какое-то движение, словно там что-то ползало.