, переложила его в глиняную миску и протянула мне. Я отбросила волосы назад, затем пальцами зачерпнула немного риса с чечевицей и отправила кушанье в рот. Махайна внимательно за мной наблюдала. Когда я посмотрела на нее и сказала: «Вкусно, Махайна. Хороший дал», она захлопала в ладоши. Женщины улыбались и тихо переговаривались между собой, пока я не закончила трапезу.
Когда я отдала Махайне пустую миску, она посмотрела на женщин и издала забавный свистящий звук. Женщины замолчали, поднялись на ноги и, забрав с собой детей, разошлись по палаткам. Махайна посадила своего ребенка на траву рядом со мной.
— Никто не сделает за них их работу, если они будут только сидеть и смотреть на тебя, — объяснила она.
Затем Махайна указала на ребенка, внимательно глядевшего на меня.
— Его зовут Хабиб, — сказала она и посмотрела на мой живот. — Сколько у тебя детей?
— У меня нет детей, — ответила я.
На лице Махайны отразилось сочувствие.
— Скоро они у тебя появятся, на все воля Аллаха, — доверительно сказала Махайна, мешая исходящий паром в черном котле дал очищенной от коры палочкой.
Затем ее лицо прояснилось.
— Женщины вождей всегда рождают сыновей.
Сначала я подумала, что неправильно поняла ее ломаный хинди. Но затем, когда она продолжила размешивать еду, я покачала головой.
— Я не принадлежу Дауду — я не его женщина. Нет.
Ребенок захныкал и пополз обратно к матери.
Махайна расстегнула рубашку, вытащила наружу тяжелую от молока грудь и принялась его кормить. Мальчик сосредоточенно сосал, иногда протягивая ручку к болтающейся блестящей сережке матери.
— Я живу здесь уже три года, с тех самых пор как стала невестой. Дауд и его люди приходят сюда каждый год. Я слышала много историй о его племени.
Она улыбнулась, но теперь улыбка получилась не открытой, как раньше, а лукавой.
— Я вернусь к своему народу, — ответила я.
Мысль о том, чтобы объяснить Махайне, что произошло, показалась мне утомительной.
— Я не останусь здесь, — добавила я.
Она кивнула, глядя на ребенка. Ему хотелось спать, и теперь он сосал уже нехотя.
— Твой муж, он… пасет коз? — спросила я.
Махайна неопределенно кивнула головой в сторону холмов.
— Некоторые из них спускаются сюда каждую неделю за свежей пищей. В это время мужчины должны быть со стадами. Сейчас время окота, и многие овцы погибнут, если им не помочь.
Я наблюдала за тем, как она осторожно положила спящего ребенка в палатку.
— Почему люди Дауда здесь?
— В поселке они держат пойманных лошадей, которых потом продадут или перегонят обратно в Афганистан. Мы готовим им пищу и стираем их одежду. Они нас и пальцем не смеют коснуться, потому что иначе наши мужья запретят нам приходить в их лагерь. Пушту щедро платят мужьям за нашу работу.