— Я коплю деньги.
— Надеюсь, не на черный день? — сказала Дори, рассмеявшись так, что ее глаза совсем исчезли. Затем она снова поморщилась и схватилась за щеку. — Если это так, то придется их все потратить в ноябре.
Она принялась ощупывать больной зуб языком.
— Так ты идешь со мной?
Я снова покачала головой и ушла, оставив ее наедине с зубной болью.
* * *
Я знала нескольких девушек, которым пришлось рожать, так как избавляться от ребенка было уже слишком поздно. Большинство из них подбрасывали детей на крыльцо работного дома или церкви. Только одна из тех, кого я знала, Элси, попыталась оставить ребенка и в то же время продолжала работать. В ночи, когда Элси работала, она оставляла малыша с одной беззубой каргой, и первые четыре-пять месяцев ребенок — довольно крепкий мальчик — прекрасно рос и развивался. Но затем однажды ночью он начал плакать и никак не мог успокоиться. Старуха, испугавшись, что ее выкинут на улицу другие обитательницы комнаты, и пытаясь утихомирить малыша, у которого резались зубки, дала ему слишком большую дозу «Успокоительного сиропа матушки Бейли». Ребенок впал в тяжелый наркотический сон и больше не проснулся. После этого случая Элси ни разу не видели на Парадайз-стрит. До нас дошли слухи, что она повесилась в затопленном подвале недалеко от переулка Лайм-Килн-лейн.
Хотя, конечно, никто не знал этого наверняка.
Не помню, чтобы раньше я чувствовала такую усталость. Не важно, как долго я спала, — я была уже как выжатый лимон, когда просыпалась после полудня и начинала готовиться к вечерней работе. Я знала, что это из-за ребенка, которому требовались все мои силы, чтобы расти. Ноги болели еще сильнее, чем обычно. Каждое утро, расшнуровывая ботинки, я видела, что лодыжки опухли и в местах соприкосновения с обувью на коже остались ярко-красные следы.
В тот самый вечер — пятого ноября, в ночь костров и фейерверков, — я решила вообще не выходить на работу. Быть может, я отпраздновала бы День раскрытия порохового заговора[6] и купила себе чего-нибудь горячего, а затем провела бы весь вечер здесь, на Джек-стрит, слушая раскаты фейерверков. Может, даже раскошелилась бы на какую-нибудь дешевую пожелтевшую книжку и попробовала ее прочитать.
Но, протерев глазок на закопченном сажей оконном стекле и посмотрев вниз на людную аллею, я снова начала мечтать о том, как уплыву отсюда и буду играть с моей крошкой на залитой солнцем траве. Я знала, что должна сегодня немного заработать, ведь, даже если у меня не будет клиентов, все равно придется заплатить Блу оговоренную сумму денег. Она была небольшой, но мне не хотелось тратить на это свои сбережения — я была так близка к своей мечте, что уже слышала шум парусов, наполняемых ветром.