Звучал над трассой голос Рады Волшаниновой, и все махали руками, махали вслед ускользающему, растворяющемуся в закатном солнце черному ЗИМу.
…Большая Кумэтрия была в разгаре. Была уже ночь – звездная южная ночь.
Широкие полотна белой ткани, расстеленные на траве, усыпаны были самыми изысканными национальными блюдами. По обе стороны полотен возлежали ответственные работники.
Для руководства республики протяжную дойну выводил оркестр.
Леонид Ильич возлежал рядом со Смирновым и Гроссу.
- Мускатное попробуй! Урожая восемьсот семидесятого года, между прочим! - сказал Смирнов.
- Стоит попробовать! - подтвердил Гроссу. – И вот это тоже хорошее!
- Валяйте, мускатное! - сказал Брежнев и протянул свою кружку.
Девушка в национальном костюме сейчас же, присев рядом с Брежневым, налила в его кружку – из коллекционной бутылки.
- Не переживай ты так, - сказал Брежнев Смирнову, - найдется твой лимузин.
- Да как он найдется! – безнадежно махнул рукой Смирнов. – Это же цыгане! Его уже продали, или обменяли, на какие-нибудь бусы. Ну, Сеня! Ну, удружил!
- А причем тут Сеня? – спросил Гроссу обиженно. – Я не виноват.
- Слушай, а кто это был? – Брежнев рассмеялся. – Ну, тот, кто увел у нас машину?
- Цыган, проходимец, - сказал Смирнов зло.
- Лаутар, - вдруг сказал Семен Кузьмич. – Его зовут Лаутар.
- Лаутар? – переспросил Брежнев. – Что за имя?
- Это значит – бродяга-музыкант, - пояснил Гроссу. – Так раньше в народе называли музыкантов. Бездомных.
- Бродяга-музыкант, - повторил Брежнев и снова рассмеялся. – А зачем бродяге ЗИМ?
- Не знаю, - ответил честно Гроссу. – Нужно, наверное.
Где-то рядом, в лесу, вдруг вспыхнули два мощных прожектора.
Их толстые желтые лучи вонзились в ночное небо и прочертили в нем несколько светящихся линий.
Вскоре лучи сошлись, и поймали в своем перекрестье воздушного циркового гимнаста.
Гимнаст шел по канату, натянутому между двух высоких деревьев.
Посредине каната он остановился.
Один из двух лучей света оставил гимнаста и пополз, разрезая тьму, к одному из деревьев.
Там луч света выхватил тонкую гибкую фигуру девочки-гимнастки.
Она смело шагнула на канат, в несколько длинных скользящих шагов добралась до гимнаста. Лучи света снова встретились.
Гимнаст подхватил ее и поднял в воздух в эффектной поддержке.
- У меня кружится голова, – сказал Гроссу, задрав голову, – Высоко.
- А все-таки, зачем бродяге ЗИМ? – снова спросил задумчиво Брежнев.
- Я бы у него спросил, ох, спросил! – многообещающе потряс вторым волевым подбородком Смирнов.
- Я бы - тоже, - сказал Брежнев. – Пойду, пройдусь.