вправе тогда Господь заступиться за достояние свое? Вы поняли меня, миссис Анна?
Теперь старуха сидела неподвижно, сложив на коленях большие темные руки, и
слушала.
Пастор посмотрел на нее и вздохнул.
— Вам тяжело слушать, а мне тяжело говорить. Но говорить все-таки надо, миссис
Анна. Когда вы меня позвали из моего сада, я подвязывал свою сломанную яблоньку и
думал о вас и так и этак, но когда вошел и увидел вашу печаль, то, кажется. Бог осенил
меня пониманием, — он улыбнулся просто и благостно, — ибо когда мы вопрошаем своего
Создателя с верой и благоговением, он всегда отвечает нам просто и ясно. Итак, ваш
супруг возвращается к вам в семью — отлично! Пусть двери вашего дома будут широко
открыты перед ним. Пусть отца, мужа и тестя встретят только одни светлые лица. Пусть
его никто не расспрашивает, а тем более не попрекает прошлым. Пусть будут огни, песни
и музыка. Но… тут пастор поднял руку, и его голос набрал высоту, — но пусть и Господь не
будет обойден в этом пире. Ибо кто же знает, с чем возвращается ваш муж? До сих пор в
вашем доме слышались только простые слова о дне и злобе его и звучали молитвы. Он же
привык к божбе, джиге и уличным песнопениям. Так что же захочет услышать он от вас
сейчас? Не потребует ли он от своих дочерей сделать выбор между отцом земным и отцом
небесным — между телом и душой?
Анна по-прежнему молчала, и пастор ответил за нее сам:
— Вот вы не знаете это, и правильно — он же ничего не пожелал вам объяснить. Он
просто написал: "Театр сгорел, жди, я еду". А сердца наши неустанно спрашивают — зачем?
Зачем? Зачем ты пожелал вернуться? — Пастор выдержал приличную паузу и продолжал: -
Царь-псалмопевец писал: "Блажен муже, иже не ходит на совет нечестивых и не сидит в
собрании развратителей". А ваш муж не таков — он ходил, и сидел, и даже, простите меня, возлежал в собрании развратителей. Ну что там говорить! Мы же знаем кое-что про его
молодые годы!
Матушка Анна теперь уж не глядела на пастора и ничего не ждала, а сидела, опустив
голову, и покорно слушала. Она знала: все, что говорит достопочтенный Кросс, правильно, и она сама повторяла себе это не раз. Ведь вот опять, защищая своего нечестивого мужа, она не удержалась и похвасталась своим добром. А ведь это все — дома, земля, закладные -
нажито неправедным путем: плясками, песнями и беснованием, и за все это когда-нибудь
Господь Бог спросит ответа. Не с них, так с детей. Она знала это и теперь ждала только
последнего пасторского слова. А достопочтенный Кросс вынул карманный молитвенник, открыл его на середине и, заложив пальцем, продолжал: