Но как будто огромное деревянное колесо шло по телу гостя, давило грудь, ломало
ребра, и он все выгибался и выгибался под его страшной тяжестью, задыхался и ловил
руками воздух. Так продолжалось минут пять.
Наконец Шекспир облегченно вздохнул, открыл и закрыл глаза и встал. Потом
дрожащей еще рукой вынул платок и обтер лицо.
— Извините, — сказал он пересохшим, но уже бодрым голосом, — я вас испугал. Вот так
накатит иногда на меня…
Губы у него мелко дрожали, а по щекам бежали слезы.
Хозяин, не отвечая, молча взял Шекспира за плечи и повел. Довел до кровати и,
сбрасывая одеяло, сказал:
— Ложитесь! — Шекспир что-то медлил. — Да ложитесь как есть. Я все сделаю.
Он положил его, ловко стянул с него сапоги со шпорами и поставил возле изголовья.
Потом подвинул стул и сел. Шекспир лежал, смотрел на него и улыбался. Он чувствовал
себя очень сконфуженным, как будто его кто уличил во вранье.
— Как же вы ехали? — спросил тихо Волк, помолчав.
— Да вот так и ехал! — ответил Шекспир.
Волк покачал головой и с минуту смотрел на него, что-то соображая. Сзади скрипнула
дверь. Толстая, трепаная девка заглянула в комнату и деликатно хмыкнула.
— Что ты? — спросил ее Волк, не оборачиваясь.
Девка опять хмыкнула и пошаркала ногой по полу.
— А это раньше надо было, — сказал хозяин спокойно. — Убирайся. Ну а играли вы как
же?
Шекспир молчал.
Хозяин встал.
— Так, может, обед вам принести сюда?
Шекспир кивнул головой.
— Но без вина? Без вина, конечно! После припадка пить нельзя. Да и вообще — вы свое
уже отпили, правда? Ну и женщины, конечно, тоже нельзя. Помните смерть Рафаэля? Умер
на чужой кровати. Ну, если и с вами что-нибудь случится, что же мне тогда за вас Джен-то
скажет? Нет уж, отца крестного надо беречь и беречь. А случайная женщина и случайная
смерть — две родные сестры. Так-то, мистер Виллиам.
Волк ушел, а он лежал на кровати и думал. Мысли налетали на него и сразу
обхватывали всего, как ветер шумящую листву. Сперва он думал: "Надо обязательно
добраться до дома и позвать нотариуса. А то она и своей свадебной кровати не увидит!
Бедная моя старуха! А что ты хорошего еще видела в своей жизни? Одну ругань!"
Потом: "Ну а до этого, конечно, еще далеко, лет на пять меня хватит. А все-таки надо
позаботиться загодя".
Так прошел час, а он все лежал на кровати и смотрел на потолок, мысли по-прежнему
захватывали его; как всегда, это был бессвязный вихрь — одного, другого, третьего, — все
без начала и конца.
Он думал еще:
"Питер прав, нужно же было мне скакать сломя голову неведомо зачем!"
(Джен хотел видеть, Джен хотел видеть, Джен хотел видеть — вот и скакал.)