Актеры закрыли их ворота на замок, забрали костюмы да и поехали искать счастья по
графствам. "Дети оттеснили всех, даже Геркулеса со своей ношей", — писал Шекспир о
"Глобусе". Вот именно тогда они и встретились, молодой Волк и молодой Шекспир.
— Ну что ж, — сказал Волк, подумав, — пусть будет так. Вы правы, "отцветают первыми
те цветы, которые зацветают первыми". Вы достаточно поработали — у вас два дома…
Шекспир сердито засмеялся.
— Вот в этом-то и все дело! Дома-то и тянут меня на дно. Юдифь говорит: "Ну, когда у
тебя не было за душой ни гроша и мы жили на матушкино приданое…" Вы слышите, "на
матушкино приданое"! Это все тетки Хатвей им вбивают в голову. Так вот, им понятно, зачем тогда я сунулся в клоуны. Ну что удерживает меня теперь, когда у меня есть деньги?
Ведь мы для них все клоуны — что я, что Бербедж, что король джиги Кемп, — разницы-то
нет! Они всех бы нас засунули под один колпак. — Он протянул Волку стакан и сердито
приказал: — Налейте! Вы еще будете, Джемс, дурить!
Волк налил, и они выпили еще по стакану.
— В прошлом году было такое, — продолжал Шекспир, — приходит к моей супруге некое
очень уважаемое лицо. Ольдермен или пастор, уж не знаю, для меня же все тайна. Так вот, приходит это очень уважаемое лицо и говорит моей старухе: "Вы мать почтенного и
богобоязненного семейства, ваши дочери — лучшее украшение нашей апостольской церкви, а ваш супруг за пенни представляет дьявола возле кабачка рыжего Джона". Вот видите, какое дело! И моя старуха плачет и говорит соседям: "Я знаю, что господня десница на
мне и на моих детях".
— Вы ей и ее детям заработали дворянство, возмутился Волк, — про это-то она, по
крайней мере, помнит?
— И теперь насчет дворянства, — продолжал Шекспир. — Моя старуха, конечно, ему это
сейчас же и выпалила, — так знаете, что он ей ответил?" — Милорды своим шутам и не то
дают, но Бог в судный день отворотится от такого дворянина". Эти старые надутые дурни, оказывается, знают, кого Бог спасет, кого осудит! — Он швырнул в сердцах по столу стакан
и продолжал: — На достопочтенного сэра можно было бы, конечно, и плюнуть, как он этого
и заслуживает, но тут другое: Юдифь-то все не замужем. Когда Сюзанна выходила за
доктора Холла, у Юдифи целую неделю обмирало сердце, болела голова, и она ходила с
опухшими глазами. Я в то время этому не придал значения: ладно, мол, еще время-то
будет, успеет выскочить. Но вот прошло пять лет, а она все в девках. И говорит: "Это все
твой чертов театр, чтоб он сгорел!" Ну вот, он наконец сгорел, и я приехал, чтоб ее выдать
замуж.