села на кровати, сухая, вытянутая, жесткая, совсем не такая, как на портретах. Тонкие
губы ее были сжаты, и она смотрела на Френсиса. Имя Ричарда II, недостойного, но
законного короля, свергнутого с престола и потом заморенного голодом в тюрьме, было не
в ходу при дворе. Как-то так получилось само собой: говорят Ричард II, а понимается
Елизавета. Фиттон видела, как серьезно обстоит дело: вот, даже народ вовлекается в эту
авантюру. Ведь именно этого они и хотят достигнуть представлением этой старой
трагедии.
— Так что же это все значит, сэр Френсис? — спросила королева, понимая уже все.
Он слегка пожал плечами.
— Это ясно. Они хотят поднять чернь. Для этого им и нужна эта старая пьеса о
свержении монарха. Мне передавали такой разговор. Лей сказал Эссексу: "Что вы теряете
время, вот во Франции герцог Гиз в одном белье, крича, пробежал по улицам Парижа. Но
он обратился к черни, и через день король должен был бежать, в одежде монаха. Но у Гиза
было восемь человек, а у вас триста. Народ вас любит. Я отвечаю за все. Будьте голько
смелее".
— А кто этот Лей? — спросила королева.
— Капитан ирландской гвардии графа, который и сейчас находится при нем. Его
верный пес, — значительно ответил сэр Френсис.
— Черт! — Королева сильным жестким кулаком стукнула по подушке. — Значит, у него
есть уже и войска. Что же вы молчите?
— Ваше величество, — серьезно и даже строго сказал Френсис, не отвечая на вопрос. — Я
клялся перед всевышним на верность моей королеве, и вот я теперь говорю — медлить
нельзя! Медлить нельзя!
Помолчали.
— А этот актер, Шекспир, он знает, зачем ему заказана постановка?
Сэр Френсис добросовестно подумал или, вернее, сделал такой вид.
— Ну а об этом мы можем гадать, ваше величество, — сказал он очень резонно. — Но
скажем так: этот актер — дворянин. Дворянин. Дворянством своим обязан только графу, пишет какие-то довольно ходовые любовные пьесы по итальянскому образцу — все любовь, дуэль — профанам это нравится больше, чем Сенека, и вот он состоит под особым
покровительством Эссекса; падение графа ему очень неприятно. Ну кто же знает, может, они и посвящены в самое главное?
Королева обернулась к Фиттон.
— Вот, это все ваша высокая протекция, — сказала она недовольно.
Тут уж Фиттон по-настоящему удивилась.
Никакого отношения она к устройству придворных праздников не имела. Откуда
королева знает о ее былой близости с Шекспиром? Только видела разве, как они
разговаривали, но если об этом идет разговор, то с их последней встречи прошло уже сто
лет. Она наклонила голову.
— Простите, ваше величество.