После нашего выхода из Дюнкерка ветер вдруг задул до 5 баллов, а мы толком не знали, какую парусность должны держать. Только когда нас положило чуть ли не на борт, мы уменьшили паруса до минимума.
На карте порта Norderney я проложил курс по наибольшим глубинам, а не по рекомендованному для яхт фарватеру, показанному всего двумя буями и с недостаточными, на мой взгляд, глубинами. Несколько яхтсменов из марины наблюдали наш внефарватерный заход в порт и ждали, когда мы сядем на мель. Каково же было наше удивление, когда, возвращаясь с Балтики, мы увидели новый, огражденный буями фарватер как раз там, где мы прошли, где мы проторили его.
В Куксхафене мы с Гиной ходили по улице «Kapitan Alexander-straBe». (Этот капитан был убит нацистами.) В детстве Гина часто жила здесь у своего дяди, имевшего в то время рыбную фабрику.
В Кильском канале у шлюза один немец врезался на своей яхте в нашу корму, повредил спасательный круг с кронштейном.
Нам не понравилась немецкая «экономная жадность» в маринах, куда мы заходили. Там готовы сдирать деньги даже за воздух, которым дышим.
В порту Brunsbuttel (балтийская сторона канала) я встретил двух женщин из СССР. Одна, узбечка Заира, яркая, лет 45, всю жизнь работала буфетчицей, сейчас с мужем сумела удрать из Узбекистана в Германию. Вторая — моих лет, с чисто русским лицом — назвалась Машей и поведала мне почти печальную историю. «Завез меня сюда, в Германию, сын. Мы как бы из поволжских немцев. Если бы не проклятый фашизм — жили бы там до сих пор. Началась война, нас переселили в Приморский край. Мы жили неплохо, работали в колхозе, рядом богатая тайга. На фронт никого не забрали, никто не погиб (я содрогнулся, вспомнил своего отца, погибшего на войне). Всю жизнь прожила с русскими. Никогда не чувствовала, что я немка. Я русская, я русская! — с пафосом сказала Маша. — Но вот сыну захотелось в Германию, как же — немец обосранный, кровь немецкая, голубая! Я и языка совсем не знаю. Что я буду тут делать, на чужбине. Ни друзей, ни знакомых, поговорить не с кем. Хорошо, вот Заиру встретила, так мы и коротаем время. А сын где-то далеко работает. Живем пока на пособие». Я слушал Машу, и боль сжимала мое сердце, боль за опоганенную Родину, боль за родных русских людей, живущих на земле, ставшей израильским полигоном.
Мы любовались цветением лугов на островах Готланд и Эланд, а в порту Висбю встретили две яхты из Ленинграда. Капитаном одной из них была пожилая, говорившая чуть не басом, женщина, а в экипаже была симпатичная пара — Алексей и Таня Фофашковы. Алексей — капитан дальнего плавания, писатель и яхтсмен. Позже он сделал на своей 8-метровой деревянной яхте рекордное плавание из Питера в Мурманск вокруг Нордкапа. В «горле» Белого моря они чуть не утонули, но обошлось…