— Я люблю тебя, — прошептал Леонид и повторил снова и громче: — Я люблю тебя.
И всё прекрасное, что есть в пении птиц, вся тоска, что просыпается при виде печальных осенних клёнов, звучала в этих словах!
Приблизившись к милому лицу, где каждая чёрточка так знакома, Коган опустил одну руку на её волосы, а другой приобнял. Поцелуй выбил из‑под него землю, да и сама Оксана, предав себя власти томного чувства, парила будто бы в небесах.
Стихи, писанные накануне, позабылись в пылу минуты. Да и если бы всё выходило, как мы планируем, была бы тогда сама жизнь интересна?
Сладостное мгновение завершилось так же внезапно, как оно и началось. Оксана, придя понемногу в себя, поправила смятую блузку и отстранилась. Леонид потерялся, не зная, как ему себя повести. Каждый из них сейчас хотел быть в тысяче километров от этого места, ставшего сценой безудержной юной страсти.
— Я не могу быть вместе с тобой, — проронила наконец девушка. Даже в том малом пятнышке света, занимаемом ими в тесноте комнаты, было заметно сожаление, с каким она смотрела тогда на Когана. — Мои чувства и мысли полны другим и принадлежат ему.
— Кто он? — Леонид, поборовший свой ступор, определился с направлением действий. Давить на Оксану до тех пор, пока не найдётся уязвимое место в выстроенной стене обороны.
— Не могу назвать имени, — ответила она уклончиво, — использовала, одним словом, любимейшую женскую уловку — при заданном в лоб вопросе начинать увиливать и выскальзывать из узких заданных рамок, когда предполагается дать такое же ясное объяснение.
И сколь бы ни был многоопытен Коган в обольщении и так к нему расположенных девушек, задача покорить холодное сердце, когда не отдаёшь отчёта даже в своём поведении, показалась ему сложнее подъёма на Эверест.
В первом случае только и надобно было, что протянуть вовремя руки и взять очередную поклонницу, а здесь ситуация требовала нетривиальных решений.
Сходным образом, верно, себя чувствует рыболов, на чей крючок попалась настолько большая рыба, что потяни он на себя леску, то перевернёт лодку, сам оказавшись в воде. Бросать удочку вовсе? Тут следовало иметь ледяную голову и надлежащее количество опыта, чтобы верно определиться с правильным действием.
Всю дорогу назад они не сказали друг другу и десяти слов.
Эндрю поддерживал разговор скорей нехотя, нежели из действительного желания говорить.
Юлия, обрадовавшись тому, что их наконец оставили наедине, сперва долго причитала о том, как «этот жестокий Роман мог так коварно подстроить».
На это Нехлюдов только отмахивался. Позиция жертвы хоть и имела неоспоримые преимущества, воспринимать себя в этом качестве ему было только тошно.