— Но ведь она моя внучка! — взмолилась Элли. Слезы текли по лицу женщины.
Сжав зубы, Трент усилил хватку на ее запястьях, потому что, судя по взгляду Элли, она так просто не сдаться.
— Элласбет не понимает, чем обладает, — сказал он горько. — Люси моя! — Он замер, видя, что пожилая женщина почти рыдает, хотя все еще была зла. — Мы все еще вымираем, Элли. Ты прекрасно это знаешь. За Люси стоит умереть, но Элласбет этого не понимает. В отличие от меня. Отдай ее мне. Я вынесу ее отсюда целой и невредимой. Она ребенок, а не козырь на переговорах, которым можно пожертвовать в угоду чьей-то гордости!
Мученический взгляд Элли перешел с Трента на Дженкса, парящего в проходе. Пикси гордо вздернул голову и, подлетев к колыбельке, посмотрел вниз.
— Отдай ее, если не ради меня, то ради моей матери, — сказал Трент, отпуская ее руки. — Ты же знаешь, что она, как и ты, ненавидела скрывать свою сущность.
Она посмотрела на Трента.
— Ты бьешь по больному.
Трент не сдержал нервную улыбку, но она быстро потухла.
— А ты могла уложить меня одни заклинанием, но не стала. Почему?
Женщина подошла к нему, от нее пахло ветром и волнами, корицей и вином. Она побеждено опустила плечи, и у Трента перехватило дыхание от проскочившей внутри искорки надежды.
— Она никогда прежде не улыбалась, — прошептала Элли, глядя в колыбель. — И всегда спала беспокойно, — добавила она, переведя печальный взгляд на Трента. — Разбуди ее, — велела женщина, и его наполнило чувство неуверенности. Она что-то задумала. — Давай же, разбуди ее! — громко произнесла Элли, и Трент, вздрогнув, шагнул к колыбели. — Я хочу увидеть, что произойдет.
«Увидеть, что произойдет?» — подумал он. Неужели его победа зависит лишь от детского смеха?
— Следи за моей спиной, ладно? — прошептал он Дженксу, и пикси согласно зажужжал. Трент последний раз взглянул на пожилую женщину, стоящую у стены. Казалось, она оценивающе рассматривает его, скрестив руки, но по сжатой челюсти и блеску глаз, он понял — Элли очень зла на него. Трент заглянул в колыбельку и все его страхи отступили, на лице расплылась улыбка, когда он взглянул на беспокойно спящую дочурку. Он ничего не мог с собой поделать. Кожа Люси казалось такой гладкой. И она брыкалась во сне. Его плечи опали, и он понял, что не находит в себе силы разбудить ее.
— Ta na shay, mi de cerrico, — прошептал Трент надломившимся голосом, и сделал глубокий вдох. — Ta na shay, mi de cerrico day folena, — пропел он, и его голос окреп, когда Люси нахмурилась во сне, и перестала махать ручками. — Rovolin de mero, de sono, de vine. Esta ta na shay, me de cerrico.