Цветочный крест • Потешная ракета (Колядина) - страница 111

Что сказать о самом казнении? Все прошло прекрасно! Особо великолепен был отец Логгин, с жаром напомнивший тотьмичам, как зрили оне скоморошьи позоры, лапами и наущением самого дьявола исполняемые разбойником Пономаревым! Тотьмичи почувствовали себя зело виноватыми и дружно каялись. Но вину за искушение скоморошьими позорами возвели на вора, так что в миг, когда палач поджег кучу хвороста в ногах Истомы, толпа возопила в буйном ликовании:

– Пали его, ирода проклятого!

Заверещали дудки. Ударили барабаны. Затрещал хворост. Пламя взвилось лавой Везувеуса. Донесся звериный вой.

Феодосья стояла идолом. И лишь когда ея ноздрей достиг запах жареного мяса, она согнулась вперегиб и подхватила горсть снега, дабы не дать извергнуться блевотине.

– Пойдем-ка, Феодосьюшка, – подхватила ея подскочившая Матрена. – Пойдем в сторонку. Блюй здеся, ласточка моя, блюй на здоровье. И чего тебе вдруг тошно сделалось? Кабы не знать, что девица ты муженеискусная, девства не растлившая, так решила бы аз, что очадела ты.

Последние словеса Матрена произнесла шутейно, полагая развеселить Феодосью.

Феодосья выпрямилась и поглядела на повитуху долгим измученным взглядом.

Матрена недоверчиво взглянула в лицо сродственницы, свела зенки к носу, соображая, вновь поглядела на Феодосью и звучно охнула.

– Да неужто ты чужому парню доверилась? – схватила она сродственницу за рукавицу.

Крест Истомы востерзался в ладонь Феодосии.

Ах, креста на нем, воре, не было!

– У меня что же, чадце будет? – произнесла вдруг Феодосья, всю дорогу от Государева луга до поворота к своему концу не промолвившая ни слова.

Повитуха, для которой новина об растлении Феодосьей девства стала похлеще зрелища казнения и которая, плюнув на поездку в санях, всю дорогу топала рядом пешим ходом, обмысливая известие и планируя свои действия, продышалась, залезла под оголовник перстом, дабы утереть пот, и деловито вопросила:

– Коли только целовалась с Юдой, так ничего не будет, а то иные девки думают, что от поцелуев со вложением языка очадеть можно. А коли согрешила в манду, так могла и очадеть. Как дело-то было?

– Согрешила, – едва слышно ответила Феодосья.

И пугающе медленно поглядела на колодец, от гребней льда казавшийся дворцом из сказки о Морозе Ивановиче. Матрена перехватила ее взгляд.

– Да ты что, Феодосьюшка? Ты чего на студенец-то глядишь? Али в уме повредилась такое думать? Экий грех – была девкой, стала женой! Грех – пока ноги вверх! Опустил – Господь и простил! Девкой убыло – бабой прибыло. Пойдем-ка домой, согреемся, узвару горячего выпьем, все обсудим, все изладим.