– О-ох! – гаркнула Мария и схватилась за живот. – Тьфу, бес!
Впрочем, Мария тут же убрала руку с утробы. Была она благолепно полна и дородна, да к тому же в широкой душегрее и суконной шубе на беличьем меху, так что признать в ней очадевшую жену было затруднительно, чем слабая на передок Мария и не замедлила воспользоваться.
– Чего встал? – бойко вопросила Мария Истому.
– У кого? У меня? – не полез за словом в карман скоморох, но тут же, приветливо глянув на Феодосию, широко рассмеялся, давая понять, что дерзкие словеса – лишь шутка, не имевшая намерения оскорбить почтенных жен.
Мария, растленная душой, усмехнулась и повела разговор, который Феодосия назвала бы срамным, а книжный отец Логгин – циничным.
– Пропусти-ка! – скомандовала Мария.
– Постой, красавица, не спеши, еще будешь на плеши, – ответствовал дерзость Истома и дал-таки «молодым княгинюшкам» дорогу, но пошел рядом.
– Уж не на твоей ли? – упирала руки в бока Мария. – Мало щей хлебал!
– Мало, – подтвердил Истома. – Аж так голоден, что не знаю, коли много надо мне досыта? Хватит ли твоих щей моей ложке?
– Ишь ты, жадный какой до чужой миски!
– Да уж больно ложка моя велика, зачерпнет, так до дна!
При этих словах Истома откинул полу охабня, продемонстрировав висящие на чреслах нож, ложку и коровий рожок.
– Не стращай девку мудями, она и елду видала, – визгливо засмеялась Мария. – Рог-то тебе зачем? В носу ковырять?
– Мозги прочищать.
– Кому?
– А любому, кто рожок мой в уста возьмет.
– Фу, бес!
Феодосья семенила, не поднимая очей, вспыхивая то от срамных приговорок Истомы, то от блудливых словесов золовки. Истома сыпал шутками Марие, но не сводил глаз с ее родственницы, любуясь ее темно-русыми бровями, густыми ресницами, пухлыми ланитами.
– И чего же ты такой голодный? Жена редко кормит? Ты, скоморох, женат? – поинтересовалась Мария.
– На что жениться, когда чужая ложится?
– И много ли таких чужих было?
– Считать не считал, а горошины в карман клал, да на сотой карман оборвался, – не раздумывая, ответил Истома и действительно продемонстрировал дыру под полой охабня.
– Ха-ха-ха! – заливалась Мария.
– Ты не думай худого, молодая княгинюшка, это только глумы для вашего веселья, – тут же проникновенно обратился Истома к Феодосье. – Один я на всем белом свете.
– А плясавица что же? Али отказывает такому красавцу? – исподтишка ревниво допросила Мария.
– Да ее только ленивый не етит, – с деланной печалью произнес Истома. – А хочется любви чистой, светозарной.
– Кому же ее, светозарной, не хочется? – согласилась Мария. – И я бы не отказалась.