Теряя наши улицы (Саттаров) - страница 93
— Ты почему молчишь? Скажи, о чём ты думаешь?
— Ни о чём.
— Этого не может быть, все о чём-то думают. Если ты не будешь делиться, мы тебе не сможем помочь.
— Хорошо, я думаю о том, как лучше сделать работу.
— Это неправда. Ты думаешь не об этом.
— А о чём же я думаю?
— Ты думаешь о своём городе, о своей улице и о своей девушке.
— Да нет же!
— Да-да!
— Давай работать, а? Мы так до обеда не закончим!
— Ну, признайся честно, о чём ты думаешь?
— Хорошо, я думаю о своём городе, о своей улице и о своей девушке.
— Ты не должен думать об этом! — добившись нужного ответа, с торжеством объявляли мне.
— И о чём же я должен думать?
— Ты не должен думать, ты должен слушать и выполнять то, что тебе говорят. Слышал заповедь Дона: «Делай, что велено, потом поймёшь зачем».
— Ты же сам только что говорил, что все о чём-то думают!
— Ну, ну, ты должен думать, как исправить свою жизнь, чтобы стать нормальным человеком, устроиться на работу и завести семью.
— И что же я должен делать, чтобы исправить свою жизнь?
— Ты должен всем рассказывать о чём ты думаешь и расспрашивать других о чём они думают. Если кто-то думает что-то неправильно, ты должен рассказывать Ответственному или собранию. Вот скажи, о чём ты теперь думаешь?
— О смысле бытия и основах мироздания. А также о тройственности божественной субстанции.
— Э-э… А-а… Ну, понятно… Это ты молодец… Слушай, а может перекур устроим?
Суть в том, что в Италии люди разговорчивые как нигде и здесь считалось правилом постоянно разговаривать — за работой, за столом, на прогулке, в транспорте, везде. Во-вторых, если я был с чем-то не согласен, то никто не мог меня переубедить, и всех это бесило до усрачки. Случалось, что на общем собрании сто двадцать глоток вопило о том, что я не прав, оказывало на меня непрерывный психологический прессинг, а я всё равно упорно оставался на своём. В заключение я мог сказать им всем в лицо: «Вы занимаетесь промыванием мозгов. Это ни к чему хорошему на самом деле не ведёт!».
Впрочем, это я смог делать лишь после того как разрешил языковую проблему. Пока я этого не сделал, они пользовались этим, играли на языковом факторе. Раньше я почему-то думал, что итальянцы тащатся от Америки и поэтому все учат английский. Это оказалось абсолютно не так. По-английски здесь, кроме Мирко, никто не говорил. Так что пришлось мне самому научиться говорить по-итальянски и даже по римски. Через месяц я уже начал понимать, что они говорят, различать знакомые слова в общем потоке их быстрой речи и по ним догадываться об общем смысле контекста. Через два месяца я уже сам говорил с ними на их языке. А через три месяца я уже говорил по-итальянски хорошо. Я это понял, потому что как то раз через три месяца, Ответственные пошушукавшись на троих, специально поручили мне выступать на общем воскресном собрании в часовне, перед посетителями, политиками регионального уровня и членами семей резидентов коммуны. Я вышел к микрофону и для начала извинился за свой итальянский, объяснив, что нахожусь здесь всего три месяца, и потом, неожиданно сам для себя, отыскивая в памяти все знакомые слова, подключая все ресурсы, строя предложения и фразы, начал довольно складно рассказывать свою историю, отдельные перипетии своей судьбы в общих чертах. В зале царила тишина, меня слушали очень внимательно. Никогда в жизни я не испытывал столько внимания к своей персоне, как здесь.