«Дон Клаудио арестован по подозрению в педофилии».
— Хе-хе, прикольно. Не знаю, правда, насколько это оправдано с этической точки зрения.
— Они просто выдали желаемое за действительное. Они сделали «новость» из того, что могло и должно было бы произойти на самом деле.
— Погоди минутку… У меня что-то в голове не укладывается… Ты думаешь, что Дон — педофил?!
— Альберто, открой глаза! Это же все знают! Почему, ты думаешь в одном «Nido» двадцать тайцев в возрасте 12–15 лет? И все в прислуге у Дона?
— Это же бездомные дети, которых он подобрал на улицах Бангкока.
— Вот именно! А ты никогда не думал, зачем он их подобрал? Почему ему было не подобрать взрослых уличных наркоманов, которых там полным-полно? То же самое насчёт Латинской Америки. По мне, так это вполне может быть организованная сеть педофилов, и среди всех эти правых политиканов и олигархов из Доновского клуба вполне могут быть постоянные клиенты. Так что смотри, если он у вас откроет центр и действительно отправит тебя туда Первым, как бы тебя не загребли за пособничество в контрабанде живого товара.
— Если это так, он дождётся, его повесят, как Марко Агостини! — я не находил слов. — Или случайно собьют и переедут на машине, как Пазолини!
— Это вряд ли. Ты удивишься, но Пино Пелози, который переехал Пазолини на машине, тоже отбывал свой срок здесь, у Дона.
И всё-таки эта новость никак не укладывалась у меня в голове. Я привык считать этого человека, чем-то вроде полусвятого. Однако позже, после этого разговора я и в самом деле начал постепенно замечать, что вокруг действительно творится что-то странное и подозрительное. Я начал замечать зарёванных пацанят, выбегавших из комнаты Дона, его странную привычку вызывать их к себе и уединяться с ними на несколько часов. Один раз, подметая двор в летнем лагере Аспромонте, в Калабрии, я находился под окнами Дона и услышал какие-то странные шлепки по голому телу и раздражённый голос Дона, который говорил: «Не так, не так. Как я показал тебе?», и всхлипывавший голос десятилетнего Пона: «Плости, папочка». Мне стало жутко, и я отошёл. В конце того же летнего сезона, когда карабинеры увозили в наручниках обратно в тюрьму для малолетних 15-летнего Паскуалино с Сардинии, мы со словенскими пацанами, выходя с вязанками хвороста из лесочка, услышали, как он кричит в сторону окон Дона: «Старый пидар! Проклятый извращенец! Чтоб ты сгорел в аду!!!». Потом поползли слухи ещё страшнее. Микеле, земляк Паскуалино и его близкий друг, ходил на аудиенцию к Дону, и тот вдруг ни с того, ни с сего дал ему взаймы большую сумму денег. В тот же вечер Микеле нашли мёртвым в овраге, в перевернувшейся машине и со вколотой передозировкой. Через неделю в одном из центров, на Сицилии, как раз в том самом, где в своё время снимали серию телефильма «Спрут», в эпизоде о реабилитации Титти, нашли повесившегося Фабиано, ещё одного друга Микеле, с которым он, говорят, часто о чём-то шушукался перед тем, как пойти на аудиенцию, шантажировать Дона. До меня начало доходить, что я живу в довольно опасном месте. Или здесь, внутри коммуны, в заговоре с Доном действует конспиративная сеть педофилов, физически устраняющая неугодных свидетелей, или по любому здесь у людей начинает от всего происходящего ехать крыша, они ломаются психически. Ведь нет ничего хуже, чем чувствовать себя в чьей-то полной власти, особенно когда эта власть употребляется на произвол.