Манго — Манго остался на поляне, последний раз Лапидус видел его именно в дальней, то есть левой стороне, той самой, где деревья становились чащей. Левобережной чащей на левом берегу реки
Но вся эта левизна абсолютно ничего не значила по сравнению с тем, что Лапидусу приходились ломиться сквозь густые заросли, ветки били в лицо, ветки хлестали его по лицу, ветки лупцевали его тело, сосновые, хвойные, осиновые, березовые, лиственничные ветки, деревья были позади, деревья были впереди, даже сверху — и то были деревья.
Лапидус задыхался, он уже устал, он хотел свернуться клубочком и рухнуть куда–нибудь, точнее, наоборот — сначала рухнуть, потом свернуться, но он продирался сквозь лес, отфыркиваясь, отплевываясь, растирая по лицу грязь и пот.
Ему надо было добраться до дома, забежать в подъезд, впрыгнуть в лифт, выскочить из лифта, открыть дверь и оказаться в своих четырех стенах.
Но для этого надо было добраться до города. Того самого города, который напустил на него свору автомобилей и вертолетов с автоматчиками.
Города, который — судя по всему — просто ненавидел Лапидуса, только вот непонятно, за что.
— Я ведь ничего тебе не сделал, — шептал Лапидус, отводя от лица очередную ветку, ветка противилась и била его по лицу. Лапидус вскрикивал, снова отводил все ту же ветку и опять шептал: — Что за напасть такая, кому и чем я помешал, Господи, скажи мне!
Но ему никто не отвечал, разве что Манго — Манго пробурчал в своем схроне на давно уже оставшейся позади лесной поляне: — С Богом, селянин, дай тебе Бог легкого пути!
Лапидус внезапно запнулся о большой, толстый корень и кубарем покатился вперед, обдирая в кровь руки и лицо.
— Сильно, сильно, — сказал Манго — Манго, — поосторожней бы надо, селянин!
Лапидус ничего не ответил, Лапидус встал на четвереньки и пополз все так же вперед, с удивлением заметив, что он находится на тропинке.
Еще в семнадцать часов местного времени, когда Лапидус начал свой невообразимый бег по пересеченной и заросшей малопроходимой чащобой местности, никакой тропинки не было и в помине.
А сейчас Лапидус полз по ней на четвереньках. Наконец, он остановился и посмотрел вверх, на небо. Небо уверенно просвечивало сквозь кроны, деревья стали реже, можно было разглядеть шедшую со стороны города большую черную тучу.
В семнадцать часов местного времени никаких следов подобной тучи на небе не наблюдалось.
В том краю неба, где находилась туча, отчетливо громыхнуло. Лапидус встал с четверенек и отчего–то вспомнил горьковатый вкус недавно съеденной ухи.
— Извиняй, парень, — сказал Манго — Манго, — больше ничего не было!