Он отвел взгляд. Он знал какую-то ужасную тайну. Это и посеребрило его волосы сединой.
– Я не могу тебе этого сказать, ma miе. Помнишь, как я сказал тебе, что связан с королевой узами священного обета? Обет был дан герцогине Антуанетте, моей ближайшей из ныне живущих кровной родственнице, и он еще не исполнен.
– И все-таки ты хочешь пожить несколько дней в Грэнмьюаре. Скажи, Нико, ты здесь для того, чтобы шпионить за мной?
– Нет. Мне хочется побыть здесь, потому что здесь я чувствую мир и покой.
Я посмотрела в его глаза и поняла, что он сейчас скажет; я хотела, чтобы он это сказал, и в то же время эти слова меня страшили.
– И потому что я люблю тебя, – нежно промолвил он. – Да ты и сама это знаешь. Мне хочется провести с тобою несколько дней здесь, в Грэнмьюаре: быть может, больше такой возможности у меня не будет.
Мое сердце замерло.
– О нет, – вымолвила я. – О нет, Нико, нет. Пожалуйста, не надо.
Он отпустил мои руки.
– Неужели ты думаешь, будто я тебя о чем-то прошу? Я ничего не прошу, разве что возможности быть рядом с тобою, смотреть вместе с тобою на море и иногда разговаривать. И даже это тебе не придется делать, если тебе не хочется. Жизнь моя, любовь моя, мне достаточно будет и просто дышать с тобою одним воздухом.
Я заплакала, как малое дитя, как Майри или Китти. Я была не в силах сдержать рыдания и закрыла лицо руками, чтобы он не увидел, как оно искажено.
– Мне хочется, – проговорила я между всхлипами. – Я рада, что ты здесь, и хочу, чтобы ты остался, если мы можем… если мы можем… не сближаться. Просто смотреть вместе с тобою на море и разговаривать – это было бы райским блаженством.
– Значит, так мы и поступим. Пожалуйста, не плачь, ma mie. Неужели ты и в самом деле думала, будто я причиню тебе боль или стану тебя понуждать?
– Нет. Прости меня, просто… я думала, что ты собираешься поцеловать меня. Я бы этого не вынесла.
Он чуть заметно улыбнулся только одной половинкой рта.
– Что ж, может, и собирался. Это было бы тебе так противно?
Я продолжала закрывать лицо руками. Меня бросило в жар, как будто у меня была лихорадка.
– Да, – сказала я. – Нет. Я не знаю. О Нико, дело в том, что… Поцелуев было так много. И у меня не было выбора – я не могла отказаться. У меня не было выбора снова и снова и снова.
– Сейчас у тебя есть выбор. И всегда будет.
Я посмотрела на него сквозь пальцы. Потом отняла руки от лица.
– Ты будешь… сидеть неподвижно… если я тебя поцелую?
– Конечно буду.
Я коснулась ладонью его щеки. Она была шершавая. Во время своей скачки из Уэмисса он не останавливался, чтобы побриться. Это едва не остановило меня. Рэннок Хэмилтон часто не брился по многу дней. Но щетина Нико отливала на солнце золотисто-рыжим. Она была другой. И овал лица под моими пальцами тоже был другой.