Я глубоко вздохнула.
– И что же она ответила?
Он нагнулся и снова погладил Сейли по голове.
– Я никогда не стану полностью свободен, – сказал он. – Я наполовину Гиз, и, кроме Гизов, кровных родственников у меня нет. Но герцогиня освободила меня от моего обета и попросила лишь об одном – позаботиться о том, чтобы ларец благополучно попал в руки королевы.
Я повернулась и стала обходить свой маленький сад, прислушиваясь к нему, удобренному, полному шепотов новой жизни. Я вдохнула аромат фенхеля и тимьяна, потом наступила на лазоревые цветы бурачника – и он, издавая запах меда и морской воды, пошептал: «Мужество, душевная сила и простота. И правда, режущая, как кинжал».
– А где ларец находится сейчас? – спросила я.
– Он стоит на маленьком столике рядом с кроватью мадам Лури здесь, в передней части этого дома, – ответил он. – Мария де Гиз отдала его тебе, и я его тебе возвращаю, чтобы ты могла исполнить данное тобою когда-то обещание и своими руками отдать его королеве. Я знаю, это не сотрет той боли и страданий, которые ты пережила, но ты жива и благополучно живешь со своими детьми, а ларец – это единственное, что я могу тебе дать.
Я склонила голову. Он меня обезоружил. Вся любовь, которую я когда-либо к нему питала, хлынула обратно в мое сердце с такой силой, что едва не сбила меня с ног. У меня так сжало горло, что вместо того, чтобы что-нибудь сказать, я просто сняла перчатки, уронила их на траву и протянула к нему мои покрытые шрамами руки.
Он взял их, сжал между своих рук и прижал к сердцу.
– Je t’aime, ma mie, – тихо-тихо сказал он.
Мы стояли в саду, под лучами апрельского солнца, окруженные ароматами розмарина, и бурачника, и тимьяна. Потом, немного так постояв, вошли в дом. В комнате, выходящей окнами на улицу, я опустилась на колени возле кровати тетушки Мар. На стоящий на столике ларец я даже не взглянула. Такая незначительная вещица, и тем не менее она вызвала столько боли и утрат.
– Ты была права, Tante Mar, – сказала я.
Она положила руку мне на голову и убрала с моего лба пряди волос, как делала, когда я была ребенком.
– Я напишу отцу Гийому, mes douces[116], – проговорила она, обращаясь сразу ко мне и к Нико, – и попрошу его отправить в Рим ходатайство, чтобы вам дали разрешение на брак.
Замок Стерлинг,17 апреля 1565 года
Я получила повеление явиться в замок Стерлинг в понедельник после Пасхи, чтобы вручить королеве серебряный ларец ее матери.
В огромном зале на помосте было поставлено ее самое красивое позолоченное кресло; над ним был сооружен специально привезенный из Холируда самый роскошный ее балдахин из золотой парчи, с вышитыми на ней красной и золотой нитями королевскими львами и коронами, с подкладкой из атласа. День выдался пасмурный, дождливый, необычно темный и холодный для середины апреля, и в зале ярко горели многие сотни свечей. В двух из пяти каминов был разожжен огонь, и его языки бросали пляшущие отблески на помост, на котором стояло королевское кресло с парчовым балдахином.