Драчливый не зажиреет.
Казак — лис. Такой, что где бы не прошел, там три года куры нестись не будут.
Казак — тот еще доныра. Иногда со «Вторым» состязаются — «кто дольше», «кто дальше». Оба становятся как близнецы — отчаянные, упорные. Седой ругается — велит страховать, если что — откачивать. Было уже и такое, а часто на грани… Заводные, черти!
— За бессмертие! — поднимает тост глупый и жестокий Лешка — Замполит, их «Шестой».
Не поддерживают. Иное время — иное бремя.
— Никто не может быть бессмертен, даже у бессмертного какая–то сущность должна каждый раз умирать, иначе он не живой. То, что живешь, понимаешь только когда умираешь. Каждый раз, раз за разом!
Петька — Казак немножко псих, иногда на него накатывает, и он говорит страшные, но правдивые вещи. Словно действительно имеет чувство умирать с каждым убитым, не упуская случая подучиться. Известно, что всегда оставляет пленнику шанс. Нож и шанс. Нож настоящий, шанс призрачный.
— А бог?
— И бога нет, пока мы есть.
Хмурятся.
— Ты это брось, — суровится «Второй». — Бог есть! Бог, он всегда есть — хоть Аллах он там или Кришна. Он — во что верят, а исчезает с верой — вот тогда и уходит, чтобы вернуться в последний час.
— Бога нет! — упрямится Петька — Казак.
— Бог есть всегда — как бы он не назывался. Везде!
— Тогда бог на кончике моего ножа!
Петька — Казак подбрасывает нож и ловит на средний палец — острое как жало лезвие протыкает кожу, — течет по пальцу, по тыльной стороне кисти, потом к локтю и капает на доски пола, а Петька все удерживает нож, балансирует — веселится.
— А сейчас его там зажало, и он захлебывается моей кровью! — заявляет нагло. — Оспоришь? Или дать ему захлебнуться? Думай! Либо есть, и сейчас там, как вездесущий, либо его нет, и тогда переживать нечего?
— Бог есть и в твоей мозговой дотации не нуждается! — объявляет Змей, по обычаю ставя точку в разговоре.
И Петька притихает, по–детски сует палец в рот. Кто–то бросает на капли крови старый веник…
— Не все по морде, иногда и объясни! — бурчит Казак.
И «Первый» («Змей») говорит еще, будто вбивает гвозди — один в один.
— Мы только за счет веры держимся. Уйдет от нас вера — последнее уйдет. Не в бога верим, и не в половину его лукавую, во что–то покрепче. В то, что до нас было и после нас останется…
— С богом у меня полюбовные отношения, — едва слышно, ни на чем не настаивая, врет Петька. — Я не верю в него, он в меня!
— Кому молится Бог, когда ему самому худо? — задумчиво спрашивает Извилина.
— Этого не знаю, но догадываюсь — о чем просит.
— И о чем же?
— Оставьте миру лазейку! — говорит Седой.