(По данным Контрольно–бюджетного комитета)
«Суммарные потери от разрушения экономики страны только за один 1996-ой год в два с половиной раза превысили потери в Великой Отечественной войне…»
(Из доклада Комиссии Государственной Думы по итогам приватизации)
«Цветные металлы — стратегический запас России, вывезенный в начале «перестройки» под видом «вторсырья» — обеспечили Западным странам (по их собственному признанию) независимость на 50–60 лет…»
«Запрет на ввоз в Россию обработанного хлором мяса птицы может негативно сказаться на отношениях Вашингтона и Москвы…» «Российские официальные лица должны осознать какие сложности создаст данное правило для нашей отрасли, а также как это подействует на наши отношения в целом…» «Мы предполагаем, что предлагаемая норма вероятнее всего не сработает…»
/министр сельского хозяйства США Том Вилсак/
«Восток будет для Западной Европы рынком сбыта и источником сырья!..»
Адольф Гитлер, сентябрь 1941 г.
(конец вводных)
----
— Закон улицы справедлив! Ах ты не с нашей улицы? Тогда какого хрена ты здесь делаешь? Дай отчет! Уболтать пытаешься по своему юсовскому пиндосскому адвокатскому состоянию карманной души? В рыло! На штык! Штатовский народ несет ответ за политику своего правительства, коль скоро он его выбирал, а разбираться — кто там за кого голосовал, сколько кукишей в кармане держал, это к …!
Лешка — Замполит не говорит — куда именно, но тут и так понятно.
— Мелочиться? Вошей среди клопов искать? Если пиндосия воюет, а она всегда воюет, везде свое звездорыло полосатое сует, пусть хоть с Ираком, до которого нам, казалось бы, дела нет, но тут любой честный человек, даже не связанный кровными узами с этой страной (родственными или духовными), где бы он сам не находился, имеет полное право к ногтю всякого штатовца! Мирный штатовец? Бизнесмен? Мирных бизнесменов нет! Всякий штатовец — проштатовец, проводник политики собственного правительства в любой стране мира. И точка! Закон улицы! Первый начал? Шагнул подошвой на нашу улицу? Покосился в ее сторону? — Виновен!
— Закон коллективной гражданской ответственности за государственные преступления? — хмыкает Сергей — Извилина.
— Вот! — восклицает разгоряченный Леха, толкая Петьку — Казака в бок. — Ты Извилины держись — он дальше видит, понимает: «что — зачем — почем», да что из этого получится! Будет такой приказ — будем работать и по проводникам идеологий. Уж я им такие «Окна» устрою — форточки не найдут! Отчего, скажите, должен расхлебывать всю эту грязь, что льется из «окон» еврея Нагиева? Почему не русского Вани, Васи или Степана, с которого я по–родственному могу спросить: что же ты, подонок, блядь ты этакая, козел вонючий делаешь?.. С еврея же — как с гуся — не усовестишь, с него, к тому же, спросить нельзя, и уж, тем более, морду щупая, потому как сочтут, что придираюсь за этот самый симитизм его — его морда на все счета священная, пусть хоть по самые пейсы измазался в своем новотворчестве, дерьмо не только ртом, из ушей плывет, а не заткни! Все знают, что ему ихним кагалом наперед греховать отпущено, и приберут его исключительно собственные кошерные черти, как загнется, похоронят с почетом на самом лучшем месте, потому как находится он на переднем крае ихней войны. Ему за это, опять же с разрешения собственного кагала, разрешено собственные пейсики сбрить, кипу не носить, свининку на банкетах кушать, некошерной водочкой запивая, потому как он диверсант на чужой — считай нашей! — территории, которую готовят под свою, и здесь он, сука–диверсант, выделяться не должен. Считаешь, мы — диверсанты? Да мы — дети перед такими! Мы — взвод, а тут — дивизия в одном лице, или куда там — дивизий! — армия! — Леха говорит, едва не захлебываясь. — Всякая такая сволочь на телевидении — армия, и свой грязевой фронт держит! Грязи! Больше грязи! С собой занести, выдумать, объявить чистое грязью — лишь бы одно утопить, замазать Россию на века!