Предугадывая мысли Моро, привлекли к делу одного из его бывших подчиненных, генерала Лажоле, опаснейшего приближенного, какой мог оказаться у слабого человека, не умеющего управлять собой. Генерал Лажоле был мал ростом и хром, в значительной степени владел даром интриги, стимулом движения вперед для него являлась немилость фортуны, приводящая уже почти к нужде. Чтобы склонить его к заговору, к нему подослали под видом торговца кружевами дезертира республиканской армии с письмами Пишегрю и порядочной суммой денег. Подосланный без труда уговорил генерала действовать.
Вступив в заговор, Лажоле сделался неотлучным собеседником Моро, выманил у него признания и, не отважившись на открытые предложения, тем не менее вообразил, что стоит вымолвить только слово, чтобы склонить Моро на деятельное участие в заговоре. Лажоле внушил самые смелые надежды посланникам Пишегрю и согласился поехать в Лондон, представить словесный отчет знатным лицам, орудием которых сделался.
Генерал со своим провожатым вынуждены были ехать через Гамбург, чтобы вернее добраться до Лондона, и потратили много времени. По прибытии в Англию они нашли распоряжение британского начальства о немедленном пропуске и тотчас явились в Лондон, где были допущены к Пишегрю и другим распорядителям интриги. Приезд Лажоле исполнил безумной радостью все эти нетерпеливые сердца. Граф д’Артуа имел неосторожность присутствовать на сборищах, унижая свой сан, свое достоинство, само происхождение. Правда, узнавали его только главные лица, но поскольку пылкость чувств и выражений обращала на него внимание, то скоро он стал известен всем. Слушая, как Лажоле с нелепыми преувеличениями рассказывал о своих объяснениях с Моро и уверял, что Пишегрю стоило только появиться, чтобы склонить на свою сторону республиканского генерала, граф д’Артуа не мог обуздать восторга и воскликнул: «Если наши генералы сойдутся между собой, я скоро вернусь во Францию!» Слова эти обратили на него взгляды заговорщиков, и они узнали того, кто их произнес. Это говорил старший принц крови, сын королей, назначенный сам стать королем и доведенный пагубным влиянием изгнания до поступков, столь недостойных его сана и сердца.
Условились, не откладывая дальше, отправиться во Францию и завершить предприятие. Пора было спешить, потому что несчастный Жорж, оставшись один в авангарде, среди агентов консульской полиции, подвергался самой серьезной опасности. В конце декабря в Париж прислали второй отряд эмигрантов, чтобы шуан не считал себя покинутым. Решили, что в этот раз сам Пишегрю с известными дворянами — Ривьером и одним из герцогов Полиньяков — отправится во Францию и проберется к Жоржу. Когда они приготовят все и Ривьер, самый хладнокровный из них, известит, что пора настала и предприятие достаточно созрело, чтобы сами принцы могли отважиться на него, тогда граф д’Артуа, или герцог Берри, или оба вместе приедут во Францию и примут участие в так называемом «сражении» с Первым консулом.