Белая ночь в окне (Жернаков) - страница 28
Даша не хотела бы никому показываться сейчас. Она отшагнула от сосны в придорожный подрост и даже чуть-чуть присела в нем: так ее поразил один голос.
На дороге показались двое: бригадир дорожных рабочих и Саша. Пропустить их или выйти? Саша что-то говорит, но его слова пролетают мимо Дашиных ушей. Она слышит только звук его голоса.
«Пропустить их или выйти?» — все еще думает Даша, а сама уже идет навстречу. Она совсем не замечает своего бригадира, только Саше одному протягивает руку, одному ему говорит:
— Доброе утро, Александр Фомич! По грибы ходили? Не рано ли?
— Здравствуйте, Даша!
Сейчас Саша увидит тех, двоих. Может быть, спросит: кто это беседует с Романом Фомичом под ее, Дашиным, окном? Что она скажет ему? Как скажет?
Надо ли говорить?
Бригадир постоял, поглядывая то на одного, то на другого, потом нарочито равнодушно сказал:
— Так я пойду, Александр Фомич. Прямиком-то по опушке любо сейчас.
Тот молча кивнул.
— Новую-то трассу, Дарья Борисовна, товарищ Бальнев показывал мне. — Бригадир повернулся к Даше. — Так что теперь все в порядке.
Он шагнул на боковую тропу и пропал в лесу.
— Зачем ты подменяешь меня? — зарделась Даша.
— И не подумаю, я по пути... Да и не спалось что-то.
Он взял ее руку, легонько потянул:
— Даша!..
— Постой... Мне надо сказать тебе... Это очень серьезно, очень.
— Не надо ничего говорить.
Он стоял перед нею — высокий, чуть сутулый. Она покорно прислонила голову к Сашиному плечу.
Уж солнышко на елку взобралось. Поднял наконец от багра свою голову Роман Фомич.
— Скоро Александру надо быть из лесу.
Эти слова прошли мимо сознания Владимира. Роман Фомич помолчал немного. Снова опустил свою бороду на багор и, уставясь в бесконечный поток перед собой, восхитился:
— Ишь ты, как весело плывут бревна-то! Совсем живые... Эк их, как жить торопятся!
Потом озабоченно сказал:
— Тоже не накуролесил бы чего Александр-то. Инженер-то инженер, а умом чистый ребенок.
— Хорошо, хорошо, Роман Фомич, — перебил Владимир, не вдумываясь в смысл слов Бальнева. — Вы мне лучше скажите: разве не глупо, простите, мучить себя прошлым?
— А совесть?!
— При чем тут совесть?
Бальнев осуждающе качнул бородкой.
— Она, брат, есть, совесть-то... Еще в госпитале со мной было. Лежу, смерти себе прошу... Домой, натурально, ни звука. К чему бабу заводить, от семьи отрывать да от малого ребенка. Да, думаю себе, очень-то и нужен я им, калека.
Вот раз идет ко мне в палату человек. Вижу, кубики на вороту. О ту пору все под войной ходили, смешно было бы невоенного мужика увидеть в госпитале. Только у меня чевой-то сразу сердце упало: две капли так не похожи, как тот офицер на Галю.