Целые отряды газетчиков – их звали тогда глашатаями (proclamateurs) – выкрикивали эти названия и иногда даже изображали на перекрестках происшествие или сенсационную новость, описанную в листке, который они продавали.
Сотни памфлетов и брошюр заманивали покупателя такими кричащими заглавиями: «Si je me trompe qu’on me pende!» (Пусть меня повесят, если я ошибаюсь!), «Prenez votre petit verre» (Выпейте рюмочку), «Le parchemin en cullotte» (Грамота в штанах), «Bon Dieu! qu’il sont donc bêtes, ces Français!» (О боже, как глупы французы!), «Les demoiselles du Palais-Royal aux Etats-Généraux» (Барышни из Пале-Рояля в Генеральных Штатах), «La Mouche cantharide nationale contre le clergé» (Национальная шпанская муха против духовенства), «Lettres de Rabelais, vol-au-vent aux décrets de l’Assemblée, boudin à la Barnave, dindon à la Robespierre» (Письма Рабле, слоеный пирог из декретов Учредительного собрания, кровяная колбаса à la Барнав, индейка à la Робеспьер), «Le dernier cri du monstre» (Последний крик чудовища), «La botte de foin, ou mort tragique du sieur Foulon» (Вязанка сена или трагическая смерть г-на Фулона), «L’audience aux enfers de M.M. de Launay, Flesselles, Foulon et Savigny» (Аудиенция в преисподней господ де Лонэ, Флесселя, Фулона и Савиньи), «Le coup de grâce des aristocrates» (Последний удар аристократии); молитвы за умирающих и панихида, которая начинается так: «Пусть Вельзевул скребет аристократов своими когтями». «Adresse de remerciement de Monseigneur Belzébulh pour l’envoi des traitres, le 14 et le 22 juillet» (Благодарственный адрес его светлости Вельзевулу за доставку предателей 14 и 22 июля).
Страстный и резкий язык этих газет и памфлетов родился только сейчас: слова, ковавшиеся для потребностей момента, жалили; фразы, полные нового красноречия, поражали противника как удары дубины. Братья Гонкур, утонченные литераторы и глубокие эрудиты, в упомянутых выше двух книгах не скрывают своих роялистских убеждений, но они не могут не восхищаться литературным талантом революционных писателей. «Они отвечают аристократам площадным слогом, языком, подобранным в сточной канаве, которому они придают гибкость, не лишая его силы, и который они делают разнообразным и послушным, не лишая его яркости, выразительности и уверенности. Пусть вас не введет в заблуждение беглый взгляд на эти газеты, на эти непристойности (ces b… et ces f…), потому что они являются в них своего рода знаками препинания, преодолейте отвращение, и вы найдете, кроме этой манеры выражаться, ловкое мастерство, уменье привлечь народную массу и сделать доступными ее пониманию принципы правления и абстрактные политические доктрины. Вы найдете там выразительный, сочный, мощный язык в духе Рабле, который подкрепляется шуткой или ругательством – всегда кстати, – исключительную подвижность ума, сжатость, логичность и крепкий простонародный здравый смысл… Придет время, когда признают ум, оригинальность и даже, может быть, красноречие – единственное настоящее революционное красноречие – у папаши Дюшена и в особенности у Гебера»