Преподавательница математики, мать ни разу не подсказала сыну правильного решения задаром. Иногда он сидел до поздней ночи со слипающимися глазами, с бессильной искренностью пытаясь понять ее объяснения, случалось – так и шел наутро в школу с невыполненным домашним заданием. Вечером мать проверяла, получил ли он двойку, и если дневник сохранял девственную чистоту, сама устраивала ему грандиозную Варфоломеевскую ночь, выматывая все силы и силком принуждая сына победить непокорный предмет. Учился он хорошо по всем предметам, но при этом литературу и историю воспринимал чем-то вроде развлечения, а алгебру с геометрией, физику и химию в сокровенных мыслях проклинал денно и нощно. Мать, напротив, презирала за никчемность гуманитарную сферу деятельности и раздражалась очевидной неодаренностью отпрыска в отношениях, полезных для общества. Повзрослевшего сына, желавшего поступить на истфак, она долго пытала вопросами о причинах, побуждающих его заниматься не делом, а тем, чего нет. В ответ он пускался в бесконечные рассуждения о национальном чувстве и воспитании гражданской ответственности, но не встречал понимания. Мать полагала фундаментом того и другого развитие точных наук и технологий.
"Фокус" вкатился во двор дома, Полуярцевы выбрались из него, причем, старший сделал это самостоятельно, почти с легкостью. Машина задним ходом выбралась на улицу, а отец и сын вошли в открывшуюся им навстречу дверь. Лена поцеловала свекра в щеку и произнесла несколько слов соболезнования, потом обняла мужа. У нее за спиной смирно стояли восьмилетние близнецы Гордей и Савва. Они уже знали, что бабушки не стало, и не понимали, как такое оказалось возможным. Дед внуков не обнял и как бы не заметил, молча направился в комнаты, неуверенно проходя через двери. Задумывался о том, правильно ли он помнит план сыновнего дома. Оказалось – правильно.
– Как он? – тихо шепнула Лена, в тайне не только от вдовца, но и от сыновей.
– Ничего, – пожал плечами Андрей Владимирович. – Держится. Могло быть хуже.
Младший Полуярцев хорошо помнил отношения родителей, озадачившие его в период полового созревания. Именно тогда он осознал, что главой семьи является мать, хотя отец зарабатывал больше, как и положено типичному отцу семейства. Деньги он полностью отдавал жене и потом просил их у нее на собственные надобности так же, как и его сын. Мать сама принимала решения о целесообразности тех или иных трат – могла выделить сумму больше запрошенной, но чаще производила существенный секвестр или отказывала начисто. На свои дни рождения муж и сын получали щедрые подарки, веселые поздравления и редкостное угощение. Существовали особые пироги с вишней, которые вкушались строго с интервалом в полгода – в честь очередных годовщин появления на свет представителей мужской части семьи. Дату рождения матери сын не знал ввиду ее абсолютной секретности. Она не видела поводов для торжества в наступлении очередного дня, каким бы числом он ни обозначался. Рассказывала иногда о своей уверенности в том, что возраст можно заколдовать, если не вспоминать о нем.