– Что с ней? – спросила Ирина, придерживая руками свой большой живот.
– Ничего страшного. Наподдал как следует ее хахалю.
– Сергею?
– А ты с ним еще и знакома?
– Не знакома. Слышала иногда от Милки.
– Она ведь спит с ним?
– Наверно.
– Не видишь здесь проблемы?
– Проблему вижу. Не вижу решения. У нее мозги совсем набекрень съехали. Вены может себе порезать, если всерьез надавить.
– Надеюсь, теперь не порежет.
– Что ты ей сказал?
– Что жизнь – не сказка, как бы ей ни хотелось думать иначе.
– Запретил с ним видеться?
– Нет. Попытался доказать, что он – не единственный свет в окошке. Ты как здесь?
– Ничего. Развлекаюсь походами в туалет.
– А телевизор?
– Телевизор надоел.
– А книги?
– И книги надоели.
Ирина спрятала лицо в ладонях и тихо заплакала. Сагайдак встал и обнял ее за плечи:
– Что с тобой?
– Ничего. Милку жалко.
– Ничего страшного с ней не случится. Перебесится.
На следующий день Сагайдак прибыл в здание районной администрации, дабы принять участие во встрече главы с местными предпринимателями. Думая о своем, в кулуарах он неожиданно столкнулся с Самсоновым и машинально с ним поздоровался.
– Как жизнь? – без всякого интереса спросил журналист.
– Нормально. Беременная жена и беспутная дочь считают меня мерзавцем.
Петр Никанорович сам не знал, зачем принял исповедальный тон в разговоре с малознакомым человеком. Все вышло само собой. Видимо, именно ввиду малознакомости – постороннему человеку легче занять позицию независимого критика чужой жизни.
– Случается, – спокойно заявил Николай Игоревич. – Меня жена вообще видеть не желает. Хорошо хоть, дочка еще маленькая и скучает.
– А сколько твоей?
– Пять всего.
– Счастливчик. Моей пятнадцать. С восемнадцатилетним спуталась, истерики закатывает. Лижется с ним посреди улицы.
– Положа руку на сердце, это естественно. Можно сокрушаться по поводу раннего начала взрослой жизни, но если уж началась, то началась. Правда, когда думаю о своей пигалице, то склоняюсь к идее пороть ее, как сидорову козу, если до окончания школы на свиданки бегать начнет.
– Начнет, не сомневайся. Не до смерти же их запарывать. Был бы парень, а не девка – никакой головной боли.
– Феминистка тебя бы без соли съела за такие слова, – ухмыльнулся Самсонов.
– Да пошли они куда подальше. Дураку ведь понятно – совершенно разные вещи. Случись что – все шишки посыплются на девчонку, а не на пацана. И не из-за половой дискриминации, а из-за того, что для нее это вопрос здоровья и жизненной перспективы.
– Ты запретил ей встречаться с ним?
– Как же я ей запрещу? Просто попытался открыть глаза на суровую правду жизни.