На кровати лежал худенький мальчуган. Первуша в ногах у него уселся.
– Добрый вечер, дяденька! – поприветствовал мальчонка.
Первуша едва не расхохотался. Какой же он дяденька?
– Рассказывай, дружок, что беспокоит.
– Знамо дело – нога. Не хочет расти.
– Встань на пол ровно.
М-да, разница в длине ног большая, пять пядей, не меньше. Парень и дальше расти будет, а нога отставать. Вот же судьба! Родители заботливые есть, достаток, в тепле живет, а несчастен по-своему. Ни побегать с ребятами, а постарше станет, не всякая замуж пойдет, если только на деньги купеческие польстится. Так это же не любовь и не семья будет.
Нога у паренька хоть и короче, однако не усыхала. Сказывал Коляда один рецепт для такого случая, но сам не пробовал – болящих не было.
– Ложись, спи. Как звать-то тебя?
– Олегом батюшка нарек.
– Славное имя.
Прошли в трапезную, купец двери прикрыл.
– Садись, знахарь. Что скажешь?
– Сложно.
– Было бы просто, не хватался за соломину. В город его возил, к лучшим лекарям, никто не взялся.
– Но я попробую.
– Да? Все, что скажешь, сделаю. И звонкой монетой отплачу, если сладится.
Первуша непроизвольно поморщился. Как купец, так в первую очередь о деньгах речь ведет. За деньги здоровье не купишь.
– Для начала кое-что купить надо.
– Не вопрос. Говори – что.
– Как раз вопрос. Не на всяком торгу купишь, редкий товар, персы привозят.
– Хм, для сына младшего, любимого, расстараюсь.
– Тогда найди мумие. С виду – на смолу похоже. И масло каменное, и живицу.
– Да разве у камней масло бывает? – удивился купец.
– Делай, что сказано.
– Если персидское, быстро не найду. А что с ними делать-то?
– Это уже моя работа. Снадобье сварить надо.
Купец пригорюнился. Когда он еще найдет требуемое? А Первуша уйдет, он не из местных. Первуша мысли купца отгадал.
– Я к осени вернусь, – пообещал он.
– Слово даешь?
– Вот тебе моя рука в том.
Первуша и Нифонт пожали друг другу руки, скрепив договор. Ученик знахаря отправился к избе Шигоны. Двери не заперты, лучина горит, дед на лавке спит уже, похрапывает. Зоряны не видно, верно – на своей постели отдыхает, в соседней комнате. Первуша тихо двигался, да сон дедов чуткий. Вскинулся с лавки:
– Кто тут?
– Это я, Первуша, от больного вернулся.
– А, спать ложись. И лучину задуть не забудь.
– До ветру схожу только.
Первуша выудил из узелка Вещую книгу. Посмотреть хотелось – получится ли у него ногу мальчишке поправить. Уселся между овином и баней на чурбачке. Здесь Шигона на солнышке любил сиживать, кости греть. Между строениями затишье, ветра нет. Оно в овине сподручней было бы или на сеновале – подальше от чужих глаз. Только ночью в бане банник хозяин, а в овине овинник, малая, или младшая, нечисть. Открыл книгу, прошептал слова заветные. Только не случилось ничего. Первуша расстроился. Все сказал правильно, ни словечка не забыл. Решил еще попробовать, на Зоряну посмотреть. На ее будущее слова заветные сказал. Слабо засветилась страница. Не понравилось увиденное Первуше. Венчание в церкви, дьячок, жених. Потом мелькание, вот уже муж за волосы ее таскает, бьет. Не сладкая жизнь вышла. Надо бы Зоряну предостеречь. Жених с виду ладный, высок, строен, но на левой скуле еле приметный шрам. Видимо, еще в детстве дрался со сверстниками. Про себя нашептал. Страсть как хотелось узнать про себя. Картинка появилась, себя узнал, к городу подходит, поскольку стены дубовые, крепкие видел, возле ворот стража стоит.