— Как тебя звали? — спрашивала Вигдис.
— Я же сказал — Белый воин… — нехотя откликалась Брета, летая где-то там, где взметнулись ввысь небывало высокие хейдрики, там, где над саванной выходит огромное солнце, а по небу летят дивные розовые птицы. — Я был в игре Белым воином.
Плакали от холода черные бока скал, трещал огонь, пещера полнилась духом животных, копошились свиньи. Обитатели гарда — грязные, закопченные, в рванье и шкурах, слушали бред, который несет их соплеменница вполуха. Тронулась, точно — тронулась головой Белая. Как Ульрих Унмаген из поселка. Отчего она говорит о себе, как о мужчине, будто она — это «он»?
Вигдис молчала, смотрела в огонь, словно видела там нечто только ей видимое.
— Мы никак не могли пройти Девятнадцатый. У меня была команда — шесть человек, все — Белые воины. Тянули друг друга, выручали из беды. Как-то наши противники захватили игроглойс Марка, одного из моей команды. Так мы все скинули бонусы, скатили на два уровня, чтоб выручить парня… Главное — выручать товарища из беды и защищать справедливость. Иначе зачем тогда вообще жить?
Вигдис отвлеклась от огня и внимательно посмотрела на Брету. Отблески пламени играли у хьярнки на лице и в оживших, загоревшихся глазах. И все лицо, вся фигура Бреты как будто ожила, стала другой. Едва ли кто-то сейчас сказал, что Брета — безликая тюленья туша с непропорционально маленькой головой. Беременность, конечно, сгладила и смягчила ее и без того неяркие черты. Но белобрысая девчонка словно засветилась изнутри, словно все то, что она пережила, смыли ее безликость. Теперь из Бреты словно смотрел кто-то другой; появилась некая одухотворенность и глубина.
— А сейчас кем ты была? — снова спрашивала Вигдис. — Какое твое имя?
— Я не помню… Не могу вспомнить, неважно. Мне больше всего нравилось быть Тором, — рассказывала дальше Брета. — Я словно чувствовал весь мир: и людей, и животных, и птиц, и горы, и океаны. Вот так летишь над землей и видишь — кругом леса и поля, реки — как ленты, и горы. Моря синие. И чувствуешь, что это все — у тебя за спиной, это твое, родное, а ты — будто стоишь на границе между светом и темнотой, встречаешь грудью мерзких тварей, наползающих из тьмы… И нет в мире такой силы, которая заставит тебя отступить. Потому что смысл жизни — защищать Добро.
Над скалистым островом бушевала непогода. Темнота обступала и дышала холодными сквозняками в спины двум десятками свободных хьярнов, рабов и полукровок, женщинам и мужчинам, вечно голодным и грязным обитателям крошечного острова в мире номер… двадцать, или двадцать один, собравшихся возле костра в пещере. Стояли долгие зимние ночи.