Очень плохая девочка (Курсовский) - страница 10


Почему нельзя?..




5


Но, отгоняя свои невольные фантазии прочь, родители Евгения все же не смогли отогнать их совсем, а лишь загнали глубоко внутрь, в самые потаенные отделы своих тел и душ. И уже в момент таинства собственного зачатия Евгений впитал их, и потому еще до рождения стал особенным ребенком.


В раннем детстве ему тоже было разрешено бегать по даче и на пляже голышом, и, принимаясь время от времени разглядывать своих загорелых с ног до головы сверстниц, он вдруг понимал: «Они другие! И не только потому, что у нас с ними разные пиписки, а потому, что они по-другому движутся! По другому думают! По-другому говорят и смеются!..И вообще, они находятся от меня по Другую Сторону!.. Интересно, как это – быть на Другой Стороне?.. Ну, они-то сами, наверное, думают, что они – по Эту Сторону, а на Другой Стороне находимся мы, мальчики!..»


Когда Евгений стал постарше, он любил смотреть на девочек в платьях. Девочки в шортах и брючках интересовали его намного меньше. Особенно ему нравилось, когда летний ветер поднимал девчачьи платьица вверх, открывая всеобщему обозрению попки в красивых трусиках.


При этом Евгений получал замечательное эстетическое удовольствие, и, опять-таки, всегда задумывался: «А как это – носить платье и одни только трусики под ними? И не смущаться, если эти трусики становятся видны окружающим?.. Да, одеть бы хоть раз платье и понять, что это такое – быть одетым как девочка! Или просто - быть девочкой!..»


Несколько раз ему хотелось попросить родителей, чтобы они одели его как девочку, и он уже было подходил к ним с этой просьбой, но, взглянув на их лица, понимал, что никогда не сможет попросить их об этом.


И еще – ни в раннем детстве, ни позже Евгения никогда не шлепали, не говоря уже о порке. Его родители ухитрились обойтись без этого. Самым страшным наказанием маленького Жени был угол, куда его отправляли размышлять о жизни и о своем месте в ней.


Зато маленький Женя видел однажды, как одна энергичная мама крепко отшлепала на пляже свою пятилетнюю голопопую дочь. Та что-то такое разбила или разлила в силу своей шаловливости, и вскоре, лежа у мамы на коленях, уже голосила на весь пляж, поскольку шлепки были очень даже звонкими, и надо полагать, очень болезненными.


Женя смотрел на это с ужасом. «А если бы меня вот так?..» - думал он, не ощущая никакого удовольствия. Уже тогда он понял, что боль сама по себе, тем более – сильная боль, не может быть связана для него с удовольствием.


И потому, когда он увидел те особенные процедуры, которым, по общему согласию, подвергалась Лиза, это стало для него настоящим откровением, настоящим открытием. Это что-то всколыхнуло, и навсегда изменило в нем, изменив и его фантазии.