Внезапно под ухом заскрипел снег, оторвав его от невесёлых мыслей. Яков обернулся. По двору перевалку шёл мастер-сержант, задумчиво почёсывая на ходу лохматую бороду.
— Доброе утро, герр капитан. — вежливо поздоровался тот.
— Доброе, сержант, доброе. — ответил Яков, смотря как парни из третьего капральства пытаются вытолкнуть обозную телегу за ворота. Колеса скользили по снегу и льду, застревали в ямах, оглобли выворачивались из рук. Люди ругались, кляня на чем свет стоит тяжёлую махину.
— Если конечно его можно так назвать.
— Почему же нельзя, можно. Утро, оно завсегда доброе. Когда не последнее. — усмехнулся сержант, откашлялся и продолжил:
— Тут такое дело, герр капитан. Вчера ночью на поле. Олухи то эти деревенские. Ой, скажу я вам, дров они хорошо натаскали, много. На пару талеров. Это по меньшей мере, а если с душой к этому подойти — Яков обернулся на каблуках и сердито посмотрел на улыбающегося в бороду сержанта. Знал он это сержантское «с душой» отлично знал.
C того сталось бы продать деревенским их же собственные дрова. А потом ещё раз, их соседям. А потом дождаться, когда все передерутся, торжественно разнять и снять со всех штраф за нарушение земского мира. В свой карман, разумеется — старый вояка проделывал такое не раз и не два на капитанской памяти. Только тогда шла война и жаловаться пострадавшим было некому.
— Дрова, говорите? Сжечь одного самозванного оберста ? Даже не думайте, мастер-сержант.
Сержант обиженно засопел, сверкнул на капитана злыми глазами.
— Вот я то, капитан, как раз и думаю. Я — думаю. — повторил он, упрямо, сквозь зубы выговаривая слова, — О том что идти нам на юг. Долго. Вначале пустошь, потом Эльба. И единственный мост — в Мюльберге, правильно?
— Да, другой дороги здесь нет. — подтвердил Яков, уже понимая к чему тот клонит.
— И в ящике денежном у нас, как всегда, мышь повесилась.
Опять нечего возразить.
— А в Мюльберг без денег ходить... Сами понимаете, капитан…
Яков понимал. Отлично понимал. И ему это совсем не нравилось.
— Перебьются. — холодно бросил он. Сержант вдруг улыбнулся
— Ну, я, положим, перебьюсь. — тут сержант улыбнулся ещё раз, будто вспомнил что-то приятное, — Вы пуританин. Ганс женат, Лоренцо, — последовал ещё один короткий смешок, — этот выкрутится. А остальные, — улыбка исчезла, — Остальные, капитан, пойдут брать штурмом веселые дома. Весело, с огоньком, держа наперевес справку о задолженности. И, по обычаю, будут в своем праве, только поди объясни это городским. Будет бунт. К гадалке не ходи, будет.
— Дисциплина в роте — ваша ответственность, сержант. Пока вы справлялись.