— Маршал ошибся. Бабки наврали. Их и надо было брать в первую очередь. Прискорбно, когда в дело вмешиваются непрофессионалы, — и ушёл. Все невольно проводили его взглядом. Площадь замерла, мелодичный звон разлетался далеко в чистом морозном воздухе.
— Да, господа, интересный случай, — опомнился, наконец француз, рассеянно трогая мочку уха, — Даже и не знаю, что сказать. Определено, следует для начала поговорить с местным епископом. Я все-таки лицо духовное, может быть, мне расскажут что-то более интересное, чем сказки и намёки. Пока только туман.
— Ну а нас ждут казармы и рутина. Доброго вечера, месье, — сказал в ответ капитан, француз учтиво приподнял шляпу, и они расстались.
Француз скрылся в лабиринте переулков, Яков с сержантом тоже развернулись и пошли — прочь из города, к воротам. Со шпиля над церковью ударили колокола, распахнулись высокие двери. Горожане, толпой, повалили на улицу. Мужчины в чёрном и сером, их тихие, закутанные в накидки до глаз, женщины. Люди старательно крестились и расходились прочь, обходя неспешно шагающих посреди дороги солдат. Улица вела вперёд и чуть вверх извиваясь, как змея на траве. Широкая, мощёная, гладкая, но уже тонувшая в полумраке — балконы и эркеры вторых этажей нависали серым камнем над головой, закрывая холодное солнце. Нога капитана скользнула по гладкой брусчатке
— Шотландец, каменная башка, — просвистел в спину малолетний сорванец и вихрем скрылся из глаз, когда капитан обернулся.
— Да пусть их, капитан, — махнул рукой сержант. Лениво. Они свернули за очередной угол.
Здесь было посветлее. Богатые, но серые каменные дома кончились, начинался бедняцкий фейхтверк — потемневшие дубовые балки крест-накрест, беленая, сверкающая на солнце глина, красные крыши. Закатное солнце играло бликами на меди и стекле окон и вывесок. У последнего каменного дома на улице сержант остановился. Огляделся по сторонам и прошептал:
— Господин капитан. Разрешите?
— Что?
— Раз уж мы всё равно не торопимся — не подождёте меня минуту? Я быстро, — проговорил сержант и скрылся в проулке. Глухо затрещало дерево за углом, должно быть отодрали ставню. Капитан посмотрел по сторонам. Улица была пуста, дом тих и заколочен, лишь у забитых крест-накрест парадных дверей валялась упавшая вывеска — щит с алой розой. След сапога на лепестках. Яков машинально поднял, поставил рисунком к стене. Потом оглядел город. Шпили собора, башни ратуши. За нею длинный двухэтажный дом с острой крышей, в трубах и флюгерах. Дворец здешнего епископа. Там провал, там стена покосилась, там пузатый эркер очень удачно нависает над двумя улицами сразу — офицерский глаз машинально примечал пригодные для возможного штурма мелочи. Город будто почувствовал, спрятался за дымкой и снежной пеленой, ветер бросил в глаза холодную ледяную крошку. Яков лишь крепче надвинул шляпу на лоб. За спиной бухнули о камень тяжёлые сапоги. Вернулся сержант, вытирая серые от пыли руки.