Оридония и род Людомергов (Всатен) - страница 15

Мальчик неожиданно сморщился и потрогал рукой себя сзади.

Глаза людомара застила пелена. Он оскалился.

— Малютка, взгляни, как птичка сидит вон там. Видел ли такую когда? — неожиданно обратился к ребенку эвр.

Едва мальчик отвернулся, лицо эвра словно бы съехало на лоб, а его прежнее место заняла огромная пасть, утыканная острыми клыками. Это преображение было бы неожиданным для любого, но только не для людомара. Он не придал никакого значения, что эвр с лицом добродушного толстого щенка вдруг явил собой пасть чудовища.

"Не подходи. Оставь меня. Иди вон", — беззвучно проговорил эвр.

Мальчик обернулся к ним и оскалы мигом сошли с их лиц.

— Хорошо, я вижу, что ты говоришь правду, эвр. Покажи, где твой дом и я уйду, — обратился он к мальчику.

— Вон там, — указал тот в правильном направлении.

Ни ребенок, ни эвр не уловили стремительного движения иисепа, которому людомар дал команду на атаку. Не издав ни звука эвр умер и был стащен с дороги.

Мальчик снова обернулся к людомару и стал молча оглядываться по сторонам.

— Где Пукки? — спросил он боязливо. — Мне нельзя без него. — Он снова потрогал себя сзади.

— Он ушел.

Мальчик еще несколько раз повертел головой и расплакался от радости.

— Верни меня к маме, людомар… пожалуйста, верни… — бросился он к охотнику.

— Идем, — кивнул ему тот.

Они пошли по дороге, а после и вовсе запрыгнули на выехавшую из полей телегу. И никто, никто, кроме людомара не слышал и не чувствовал, как далеко в поле, вместе с ними тяжелой поступью шел иисеп, сжимая в челюстях полу съеденное тело эвра.


****

Возвращение ребенка не оказалось радостным, как ожидалось. Мужичонка, протрезвев и поняв, что вместе со своей честью он продал у харчевни и честь сына скоро повесился, от чего его жена пришла в еще большее отчаяние. Она билась в истерике в тот момент, когда людомар вошел в покосившуюся хатенку.

— Ой, что же ты наделал-то! — набросилась она на сына. — Папку свел в могилу! — С этими словами она со всей своей бабьей дури начала хлестать ребенка по щекам.

Людомар стоял с заткнутыми пробками ушами и с удивлением смотрел на нее. Охотнику трудно понять то множество эмоций, которые часто охватывают пасмасов. Собственно этим да еще своей грязнотой и бедностью они и знамениты.

Даже рассказ о том, что мальчик никуда не сбегал, а был продан отцом за кристаллы тепла ничего не изменил. Потеряв кормильца, женщина вконец обезумела.

Разум ее просветлел лишь в миг, когда глаза натолкнулись на людомара.

— Ничего не дам! — не своим голосом заорала она. — Прочь! Ничего не получишь!

— Нельзя так, Дорива! — зацыкали на нее со всех сторон.