— Впеле-е-ед… ессь… ессь…
— Отпусти. Людомар, она непонятная.
Охотник поднялся с места и подошел к ним. Девочка тут же приняла самый смиренный вид. Она отпустила волосы женщины и во всю ширь улыбнулась ему. Едва он отошел, она пнула ножкой людомару по руке и уже двумя руками вцепилась в прядь ее волос.
— Ай! — встрепенулась та. — Пусти же!
— Говори громче. Пасмасы плохо слышат… очень плохо, — пережевывая куски мяса прочавкал охотник.
Бросив часть еды иисепу, он пошел собираться в дорогу.
Войдя в удлиненный угол одной из двух комнат, он протянул руку и вытащил толстое древко. Древко оканчивалось виловидным наконечником состоявшим из двух острых как бритва кинжалов. Это был знаменитый людомарский хар. Традиционное оружие, которое выделяло людомаров из всех олюдей. Его толстое древко содержало внутри себя два небольших дротика и ниус — плевательную трубку, с помощью которой тихо убивалась мелкая дичь. Взял людомар и исконное оружие дремсов — обоюдоострый топор с длинным топорищем.
Покончив со сборами он вышел вон, даже не распрощавшись с людомарой, занятой борьбой с цепким пасмасским ребенком.
****
То, что посоветовал ему Светлый не шло ни в какое сравнение со всеми задачами, которые людомару доводилось выполнять до этого момента.
Оказалось, что отстроить донад — это не такая уж и легкая задача. На это потребуется очень много времени, учитывая те особые меры безопасности, которые должен предпринять людомар, чтобы уберечь свой дом от омкан-хуутов и гигантских змеев.
Сперва предстояло сделать самое простое: найти дерево-мек, на котором расположится донад, затем пойти в Глухие леса и раздобыть там взрослого окрунистого паука, после этого разыскать растения под названием крацирик и чапа, и только потом начать возводить дом.
Больше всего не нравилось людомару то, что Светлый указал ему переселиться ближе к Редколесью. Хотя там и больше пищи, но в Редколесье любой охотник чувствовал себя неуверенно, так как людомары привыкли к тесноте чащобы, полутьме и безмолвию. В редкие минуты, когда не нужно было идти на охоту или делать иные дела, Сын Прыгуна любил понежиться на гамаке, созданном из искусно переплетенных веток верхней кроны мека.
Бескрайнее сине-зеленое море колыхалось в те моменты прямо под ним, а он плыл в тишине его мощи, спокойный и безмятежный. В такие моменты в душе людомара поселялся тот особый вид покоя, который можно смело назвать вечным. Сотни звуков и запахов мерно вплывали в его голову. Он ловил их, делил или складывал, и составлял из них невообразимые букеты образов.