Уговаривать? Побеседовать? Накричать? Отправить под арест?
Отвечайте же — что?
Я сидел у себя в блиндаже, уставясь в пол, подперев опущенную голову руками, и думал, думал.
— Разрешите войти, товарищ джедай…
Я кивнул, не поднимая головы.
Вошел политрук, "Эритае" сейчас, мастер-джедай и Целитель Ади Галлия когда-то.
Я взглянул на "Эритае". Доброе круглое лицо ее было сейчас расстроенным.
— Оби-Ван… В роте чрезвычайное происшествие: сержант Умезаки прострелил себе руку.
— Умезаки?
— Да…
Показалось, кто-то стиснул мне сердце. Сразу все заболело: грудь, шея, живот. Умезаки был, как и многие, гунган — гунган с умелыми руками, командир пулеметного расчета, тот самый, которого я не дождался.
— Что ты с ним сделала? Убила?
— Нет… Перевязала и…
— И что?
— Арестовала и привела к вам.
— Где он? Давай его сюда!
Так… В моем батальоне появился, значит, первый предатель, первый самострел. И кто же? Эх, Умезаки!..
Медленно переступая, он вошел. В первый момент я не узнал его. Посеревшее и словно обмякшее лицо казалось застывшим, как маска. Такие лица встречаются у душевнобольных. Забинтованную левую руку он держал на весу; сквозь бактапластырь проступили узоры электроудара. Правая рука дернулась, но, встретив мой взгляд, Умезаки не решился отдать честь. Рука боязливо опустилась.
— Говори! — приказал я.
— Это, товарищ джедай, я сам не знаю как… Это нечаянно… Я сам не знаю как, -
он упорно бормотал эту фразу.
— Говори.
Он не услышал от меня ругательств, хотя, должно быть, ждал их. Бывают минуты, когда уже незачем ругаться. Умезаки сказал, что, побежав в лес, он споткнулся, упал, и бластвинтовка выстрелила.
— Вранье! — сказал я. — Вы трус! Изменник! Республика таких уничтожает!
Я посмотрел на часы: было около трех.
— Лейтенант Якоун Краннурак!
Якоун Краннурак был начальником штаба батальона. Он встал.
— Лейтенант Якоун Краннурак! Вызовите сюда бойца Глопио. Пусть явится немедленно.
— Есть, товарищ джедай.
— Через час с четвертью, в шестнадцать ноль-ноль, постройте батальон на поляне у этой опушки… Все. Идите! — приказал я Якоуну Краннураку.
— Что вы хотите со мной сделать? Что вы хотите со мной сделать? — торопливо, словно боясь, что не успеет сказать, заговорил Умезаки.
— Расстреляю перед строем!
Умезаки упал на колени. Его руки, здоровая и забинтованная, измаранная позорной росписью, потянулись ко мне.
— Товарищ джедай, я скажу правду!.. Товарищ джедай, это я сам… это я нарочно.
— Встань! — сказал я. — Сумей хоть умереть не червяком.
— Простите!
— Встань!
Он поднялся.
— Эх, Умезаки, Умезаки! — мягко произнесла "Эритае". — Скажи, ну что ты думал?