Он не спился, как некоторые, а стал приучать свои руки к тонкой, тончайшей работе – собирал женские часики, хотя умел вести сборку и под микроскопом. Дай ему подковы – блоху точно подкует.
А вот полевые транзисторы из кремния пока не давались, работали только с германием. Впрочем, подобный рост за одну неделю – это даже не прогресс, это взрыв, взлет!
Если же Бергу удастся перевести в ИРЭ Сергея Королева – тот пока в шарашке трудится, – тогда можно на стену вешать плакат: «Все для фронта, все для победы!»
Королев уже конструировал зенитные ракеты, а если ему кое-что подсказать да пристроить к «изделию» электронный блок на транзисторах, то получится первая в мире зенитная управляемая ракета.
Марлен уже немного представлял ее себе, и все проблемы по электронной части были разрешимы. Единственное, что хороших ракетных двигателей на твердом топливе пока не создано. Вот и зададим работенку товарищу Королеву.
А там и Лебедева подтянем – бросим на ЭВМ, Иоффе заманим…
Ну, ладно, хватит валяться. Упруго встав, Исаев обулся, сложил раскладушку и умылся из рукомойника. Водичка бодрила.
– Доброе утро, – проворчал растрепанный Мишка.
– Судя по твоему всклокоченному виду, ты называешь его добрым лишь из вежливости.
– А-а… – расстроенно отмахнулся Краюхин.
Тут Марлена осенило.
– Вот оно что… – протянул он. – А я-то гадаю, чего это два члена коллектива подозрительно унылы. Лидка ходит надутая, этот тоже входит в печальный образ. Это уже какой? Второй день. Могу спорить – полез туда, куда не пускают без разрешения. М-м?
– Полез…
– И схлопотал по морде.
– Схлопотал…
– А подойти к девушке и извиниться не позволяет тупая гордыня.
– Не позволяет… Да что бы ты понимал! Почему она тебе разрешает себя обнимать, а мне нельзя?
– Чудила! Я ж по-дружески! Ну, приобниму, ну, зажму малость… И что? Я же ничего не требую, просто делаю девушке приятно. Не как повеса, просто как товарищ по работе… На меня нельзя обижаться! А вот тебе, как влюбленному, нужно вести себя с трепетом, с благоговением, а не лапать. Понял?
– Понял… А ты заметил, как на тебя Наташка смотрит?
– Заметил. Глазами.
– Какими глазами?
– Зелеными.
– Влюбленными!
– Да перестань!
Исаев отмахнулся. Нет, Наташа была хорошенькая, и фигурка у нее – дай бог каждой. Правда, сама Наташа считает себя уродиной – у ее красоты иной формат, чем тот, что принят в 40-х. Она высокая и стройная, длинноногая, а нынче вознесены курбатенькие, этакие пышечки. И «Мосфильм» таких любит, и Голливуд.
Наташка очень скромная, тихая, ласковая. Вон вчера чуть не расплакалась, когда стояла рядом, а кофточка тоненькая, соски набухли… Девушка не знала, куда деваться – рванулась прочь, но едва он протянул руки и положил их ей на плечи, как она замерла. Голову опустила, сжалась вся, руки на груди сложила, а слезы капают и капают…