— Чего уставился? — поинтересовался я. — Жуй, давай, пока не отнял.
Вместо того чтобы последовать моему доброму совету Болтун широко раскрыл рот, задрожал всем телом и еще больше вылупил свои и без того круглые глазки. Мне стало любопытно и я даже остановился. Вот повезло! Сейчас, впервые на моих глазах человек скончается от жадности и обжорства. Будет, что потом рассказать нравоучительного детям и внукам. Но Болтун, как обычно, разочаровал меня. Он вовсе не собирался схватиться за горло и позеленеть. Вместо этого он всего лишь громко замычал, плюхнулся на живот и начал быстро зарываться в кучу, судя по всему, злоколдованной манны. Ну-ка, ну-ка, а что там у нас с Одноглазым?
— Одноглазый, — позвал я. — Смотри у тебя доспехи на пузе…
Невероятная тяжесть обрушилась на плечи, распластав меня по земле. Доспехи жалобно запищали, застонали, но все же выдержали и не лопнули даже по швам.
“Мать твою!”
“Неслыш!”
“Опять мне манны не досталось!.”
“А с Марицей я так и не станцевал…”
Мне много раз приходилось слышать, что человек в последние мгновения бытия вспоминает всю свою жизнь. Брехня! Лёжа под мягкой вонючей лапой неслыша, я кроме Марицы и отборных ругательств не вспомнил больше ни о чём.
Неслыш слегка приподнял лапу и тут же опустил её обратно, определив по моим трепыханиям, что добыча на месте.
Чудовище драное! Демон проклятый! Внезапно появляется из ниоткуда, и поубивав всех, исчезает в никуда. Волшебное животное, мать его! Единственное, что иногда спасает — это то, что он любит с людьми поиграться, прежде чем съесть. Оглушит лапой, прижмёт к земле — а под лапкой то двое таких как я поместиться могут — потом отпустит как бы и… ВОТ ОН ШАНС!
Кто в детстве мало отжимался — тот троллю на обед достался!
Как я рванул! Как я рванул… Но рванул не просто рванул, а рванул по-умному, под брюхо неслышу. Прижав меня лапой, демон, предвкушая забаву уселся на свою задницу, вот к ней я и рванул. Слегка опешив от такой наглости, неслыш сначала ковырнул себя лапой в брюхо, а потом потянулся за мной пастью, забыв, что шея то у него самая обычная — костяная и совсем не растягивающаяся. И когда голова потянула за собой шею, а шея потянула зад, то тому ничего не оставалось как подняться и вежливо пропустить меня под собой. Пока неслыш соображал, что к чему, да совершал переворот через голову, меня уже и след простыл. Плюх за камни и: “Ау, неслыш!”.
Ой умный, я умный, вот умный так… Хрябс! Одноглазый вкатился в спасительную нору, сметая меня на своём пути.
— Во, ничего себе поели манны, — прокряхтел он, потирая ушибленные места. — Болтун где?