Липкий страх окончательно обхватил меня, и я, растеряв всю мужественность, бесстыдно замычал:
— Ы! Ы! Ы!
— Смотри-ка, плюется, — отпрянула от меня Пыльца.
Я бешено завращал глазами, пытаясь определить, что там со мной делают остальные, но тут с громким шорохом стебли раздвинулись, и на поляну вывалился Одноглазый. Пигалицы, увидев его, дико завизжали и бросились врассыпную. Завидев меня, учитель выпучил свой единственный глаз, оглушительно крякнул и сплюнул:
— Ну, ты даешь! Тебе что, одной в день уже мало? — и развернулся, чтобы уйти.
— Ыыыы! — истошно завизжал я, не давая ему скрыться в траве.
К моему облегчению, Одноглазый обернулся и подозрительно уставился на меня.
— С тобой все в порядке. Скок? Не волнуйся, я сейчас уйду и твои дамы вернутся.
Я в ответ сделал страшные глаза и вновь выдал серию оглушительных ыков. В тот же миг травы вокруг нас зашевелились и на поляну выбежало несколько мужиков Травы. Увидев меня, они изумленно поозирались и один из них спросил Одноглазого:
— А птица где? Скок, что ли, поймал?
— Сам он и есть птица, — сумрачно ответил Одноглазый, а я радостно замычал. Через пару мгновений все присутствующие на поляне за исключением меня, валялись от хохота, дергая ручками и ножками, я же, к своему удовольствию, почувствовал, что наконец-то отмерзаю. Оказывается, пока я развлекался с этой поганкой Фуксией… “Какая Фуксия,” — удивились люди Травы, услышав мой рассказ, — “Факсия, наверное, Фиалкина подружка, она у нас немного того, больная,” — смущенно добавили они. — “С детства до мужиков страсть как охоча. Мы ее стараемся не пускать никуда, а сегодня, вишь, как-то прорвалась“.
Так вот, пока я развлекался с этой поганкой Факсией, Одноглазый отправился с мужиками ловить золотых птиц. В этом году их что-то много развелось в Траве. Услышав мой зов, Одноглазый убедил всех, что это самец токует над самкой и нечего блуждать в зарослях, а надо просто идти на звуки песни любви и брать их обоих. Получается, что в самом деле Одноглазый мне жизнь спас. Вот так так. Хотя ерунда это все. Я бы и сам как-нибудь извернулся. Это уж точно.
Я хмыкнул, плюнул в сторону горе-спасателя и улегся поудобнее, надеясь быстренько уснуть. Как бы не так. Что бы я ни делал, сон ко мне не шел. Я принимал одну соблазнительную для него позу за другой, но он сидел на голове Одноглазого и строил мне забавные рожицы, не приближаясь ни на шаг. В отместку я запустил в него камнем, кажется попал, послушал учителя, как надо ругаться, и решил выйти из себя. Пускай у меня завтра голова-то поболит, ножки поотнимаются. Хочет Одноглазый, не хочет, а придется ему меня на себе поносить.