Идеалы бусидо: смерть, честь и преданность (Хёрст III) - страница 2

НИТОБЭ ИНАДЗО И БУСИДО

Просто удивительно, слышали бы когда-нибудь о бусидо современные японцы, не говоря уже о нас, жителях Запада, если бы не усилия Нитобэ Инадзо 新渡戸稲造 (1862-1933). Почти во всех отношениях Нитобэ был наименее подходящим японцем своего возраста, чтобы информировать всех и каждого об истории и культуре Японии. Крещеный сын самурая из местечка Мориока 盛岡市, родившийся на закате эпохи Токугава 徳川 и получивший преимущественно английское образование в специальных школах в начале периода Мэйдзи 明治, Нитобэ был одним из того «поколения мастеров английского»3, которое могло общаться с иностранцами с той степенью свободы, которой сегодня позавидовал бы наиболее преданный последователь позиции кокусайка 国際化 («интернационализации»). Он был человеком, гораздо более знакомым с сюжетами и метафорами классической западной литературы, чем его родной Японии, гораздо более уверенным в датах и событиях западной, чем японской истории, и кто, тем не менее, решился сообщить Западу об этических нормах старой Японии, что, в свою очередь, принималось безо всякой критики с тех самых пор. Действительно, книга Нитобэ Инадзо «Бусидо: Душа Японии» [A.K.: “Bushido: Soul of Japan”] стала не только международным бестселлером, но и послужила краеугольным камнем для построения здания ультранационализма, приведшего Японию к войне, которую она не могла выиграть.

Нитобэ родился в 1862 г., в неспокойные времена бакумацу 幕末, но почти немедленно избрал образовательную карьеру, которая, в определенном смысле, изолировала его от большинства событий того времени. Он начал изучать английский в возрасте девяти лет, и, после нескольких лет обучения в Токио, в пятнадцать лет поступил в школу на о. Хоккайдо, где принял христианство и изучал преимущественно аграрную экономику —  на английском языке, посредством американских преподавателей>4. Хоккайдо только что стал настоящей частью Японии, так что Нитобэ был изолирован в пространственном, культурном, религиозном  и даже лингвистическом смыслах от Японии эпохи Мэйдзи. По словам одного наблюдателя, Нитобэ был «японцем, наиболее лишенным восточного характера, которого я когда-либо встречал»>5. В тоже самое время, будучи одним из тех, кто добровольно вступил на путь «цивилизации и просвещения», Нитобэ был одним из типичных представителей периода Мэйдзи.

Не нужно много говорить о проблемах, которое образование Нитобэ породило для его исследований Японии. Откровенно говоря, он имел очень поверхностные представления о японской истории и литературе, как показывают множественные ошибки в его и японских, и английских работах, и, в действительности, как он сам признавался японской – но не иностранной – аудитории