. И наконец проскальзывают
между. Губы просыпаются. Они зовут. Они горячи и страстны. Во мне все кипит. Спина невольно изгибается, и наши дыхательные пути замыкаются в единый цикл. Дышать нам незачем.
Ты слегка пахнешь духами. Твое дыхание неощутимо. И правильно. Дыхание не должно ощущаться, дыхание должно сливаться.
Мы распластались на диване. Я возбужден и нетерпелив. Обычно я сознательно медлю, дразняще медлю до того, как внезапно обрушусь на женщину грозой. Но не сейчас. Лишь бы не позволить тебе рассуждать. И себе.
Твои руки рвут мою рубашку, рвачи этакие. И мои не лишены рвения. Я боюсь задерживаться у пуговиц блузки. Поднимаю ее вверх. Твое хрупкое тело беззащитно, как у ребенка — тронь, и сломаешь. Лежа на спине, девчоночья грудь почти исчезает, а на нежную кожу живота косое пламя свечи бросает шелковистый отблеск. Тонкий бархат кожи, как у плюшевого медвежонка. Мои ребра вот-вот треснут от распирающей меня животной жажды обнять тебя, защитить, на руках носить и умереть за тебя — от этой первобытной страсти, которой самец отличается от вибратора. Я алчно целую твое тело ниже и ниже, прикрывая блузкой то, что уже поцеловал, чтобы ты не замерзла. Рука шелестя скользит по горячему капрону, который покрывает твои пьянящие ноги. Давно не обожал никого так, как тебя в этот миг.
Подбородок упирается в пояс юбки. Приехали.
Взяв себя в руки, возвращаюсь и снова припадаю к твоим губам. Ни слова, прошу тебя!
Лежим обнявшись. Я привел тебя в относительный порядок.
— Вот не думала, что ты такой нежный… — ты шепчешь мне на ухо. Улыбаюсь. Ты тоже не знаешь, что нежны те мужчины, кои болтают пакости и в поездке загород мочатся, не удосужившись отойти в сторону больше, чем на три шага. Нежные, видите ли, взахлеб глаголят о любви при лунном свете. Вот, вы и жутко удивляетесь, когда такой взгромоздится, урча, как морская свинка, справит свои потребности, а потом повернется спиной и — храпеть.
Нажимаю пальцем на кончик твоего носа.
— У тебя нос пищит… — шепчу. Ты смеешься и всматриваешься мне в глаза.
— А у тебя? Не пищит?
— Попробуй!
Ты дотрагиваешься до моего носа. Я сжимаю губы, пищу и удивляюсь:
— Ой! И у меня пищит.
— Но только, если нажимаю я!
Снова обнимаю тебя. Крепко-крепко.
Блаженное ничегонеделание. Мы молчим. Говорят наши руки.
— Что я делаю? — ты шепчешь. — Скажи прямо: что это такое? Зачем я так поступаю?
— Это ничего. Совершенно ничего. Шуточка, милая такая, в будний вечер.
— Ты и в правду так считаешь?
— Я не считаю. Я знаю.
— А как же он?
— А что он? По твоему, он нас чем-то обидел?