Шучу. Мы не были бы друзьями с рождения Христова, если бы обижали друг друга.
— Послушай! Вот уже сколько лет ты целиком принадлежишь ему. И так будет всегда. И сейчас.
Хорошо звучит. Убедительно. Если уж тебе не ясно, что никто никому не принадлежит, то не мне же прямо здесь лекцию читать.
— Но…
Я прижимаю палец к твоим губам.
— Никаких «но». Только «и». Все большие «но» оказываются маленькими «и».
Замысловато получилось. По-разному можно понять. Или просто не понять. Не всегда уж так сразу возмешь и сформулируешь мысль.
Бедняжка Джонни! Ты все еще по-детски терзаешься сомнениями. Мне тебя до боли жалко. Хочется уберечь тебя от всего.
Я сажусь, прижимаю тебя к себе и целую. Ты страстно хватаешь мои губы. Руки оказываются у меня под рубашкой.
На этот раз я завлекающе сдержан. Знаю, что ничего не будет. Именно поэтому не спешу доводить до конца. До конца, которому так и не бывать концом. Но ты не умеешь медленно. Ты засасываешь меня в пекло бушующей страсти. В этот бурлящий поток, запрещенный для тебя тобой же. Не мною, не матушкой природой, не…
И он не запретил.
Твое полуобнаженное тело заставляет дрожать воздух, извиваясь, будто водоросль. Пламя свечи колеблется.
Рубашка уже давно сорвана с меня, но кожаный пояс не поддается под нетерпеливыми рывками твоих рук. Я уже насладился твоим лицом, плечами, грудью, талией… Дальше — ткань. Спешно отстегиваю крючок. Серая юбка, простые, серые колготки, узенькая, белая кружевная занавеска…
Смеешься ты, или плачешь? Никак не пойму. Но это светло и звонко.
Ты чиста и благовонна. Я и не сомневался.
Твой голос доносится откуда-то сверху. Быть может, даже из мира иного.
— Нет… Не надо… Прошу тебя… Не могу…
Слышишь ли ты себя сейчас? Может и нет. Но я слышу.
Я пью тебя словно воду из родника. Я маленький сластена, и ты течешь, как мед, по моим губам. Это невинно и прелестно. Куда гаже смотрится мужчина в борьбе со своими штанами… Пояс, пуговицы, узкие брючины… Драные трусы…
Не катит.
— Иди ко мне… Нет, не надо… Прошу…
О чем ты просишь? Сама хоть знаешь?
Я поднимаюсь и снова целую тебя в губы… Ты постепенно успокаиваешься. Твоя обнаженная плоть — искусство в чистом виде. А я — солдат во время утренней зарядки: вспотевший, волосатый, в парусиновых штанах…
— Закуришь?
— Нет, — ты мотаешь головой, не открывая глаз.
— Тогда кофе?
— Тогда кофе…
Встаю, аккуратно складываю твою одежду на край дивана и беру рубашку.
— Пошел готовить, — я направляюсь к двери и деловито бросаю: — А ты сиди и жди, как поросенок. Договорились?
— М-м? — твои глаза закрыты.
— Эй! — я снова тормошу тебя. Ты поднимаешь веки, улыбаешься и наконец заявляешь: