— И дальше тоже все по Ремарку? — ты вновь стала кокетливой.
— Ты подразумеваешь неизлечимую болезнь и смерть в конце? — я улыбаюсь, не сомневаясь, что совсем не то у тебя на уме: — Нет уж. Дальше сами придумаем.
Пригубив бокал, ты поджимаешь ноги на диване и укрываешь их подушкой. Затыкаю Дассена и хватаюсь за гитару.
— Я весь целиком в твоем распоряжении, — заявляю я с полной ответственностью. Должно же тебе нравиться, что кто-то хоть на миг твой. И не только он.
Задумчиво перебираю струны. Ты закуриваешь длинную, коричневую сигарету. Слыхал я, что случается такое, но видеть не приходилось. Пока вроде приступ бурных страстей нам не угрожает, зато хорошо посидим — это уж точно.
Время течет спокойно и мило. Говорим о нем. Было бы лучше не трогать его, ибо мысли о нем тебя беспокоят. Ты мучаешь себя в предчувствии завтрашнего утра и пребываешь в недоумении: как это он так спокойно пустил тебя ночью со мной. Ну и рассуждает женщина! Я, конечно, не Брюс Ли, но все же нормальный человек женщину ночью в Межапарке спокойнее пустил бы со мной, чем без меня.
Ты твердо решила явиться домой с самого раннего утра. Пока он на работу не ушел. По-твоему, иначе он и на работу может не пойти, и что тогда будет! Сплошной кошмар, до чего ж можно человека не знать! Самое большое, что тебе угрожает — это его шуточки.
Ты ломаешь голову: действительно ли он спит? Рябчик! Мой друг дрыхнет, как сурок. Так и не пойму, кто же из нас с ним живет!
Тебе было бы лучше о нем не думать. Но нельзя то, что нельзя. Вот я и говорю нарочно о нем, постепенно переводя беседу на тебя.
Тобой овладевает ночное откровение. Ты рассказываешь, как много всего тебе в жизни не хватает. Нет, не о нем речь, конечно. Это было бы наипротивнейшее, что мы могли бы обсуждать. Тебе просто не хватает… Мало ли, чего. О нем только хорошее. Но с тоской. Ты так и не простила, что он тебя не удержал.
До чего ж вы рабские существа!
Хочется спрятать тебя за пазуху и не отдавать никому. Я сбросил маску Арлекино, сопровождающую меня всю жизнь. И ты уже не по-матерински всепростительна к шаловливому ловеласу, как до сих пор. Ты дитя, тоскующее по теплу. Но я воздерживаюсь излучать его. Мы сидим на диване — каждый у своей стены.
Болтаю о том, что хотел бы детей, да второй половиной судьба не наделила. Бывает, и меня преследует приступы откровенности.
Ты умеешь находить слова утешения. Ты мила. Никогда не пожалею об этой ночи, о знакомстве с тобой. Хорошо, и все. Целомудренная романтика влечет больше, чем оргии.
Ты не допиваешь. И мне, значит, лучше не увлекаться.