Желание показать ей эту историю зудело в нем невыносимо. Он решил, что в первый день декабря он сделает это. Принятие решения не исцелило его зуд, как это было в романе, но действительно оставило его с чувством сильного наслаждения. Было справедливо, что так и должно все произойти - омега, которая вполне согласовывалась с его альфой. А это и была омега; он должен был освободить дом до пятого декабря. В тот день он вернулся из туристического агентства Stowe в Портленде, где забронировал билет до Дальнего Востока. Он сделал это почти экспромтом: решение уехать и решение показывать свою рукопись миссис Литон пришли в один момент, словно им управляла рука свыше.
* * *
По правде говоря, он был управляем; моей невидимой рукой.
* * *
День был пасмурным и морозным, перспектива снежных осадков так и сквозила в его дыхании. Дюны, казалось, тоже предвещали зиму, в тот момент, когда Джералд пересекал расстояние между домом с невероятным наклоном блестящей крыши и своим низким каменным домиком. Море, угрюмое и серое, омывало береговую гальку. Чайки плавали на небольших волнах, как буи.
Он поднялся на вершину последней дюны и уже знал, что его ожидают – ее трость, с белой рукоятью у основания, стояла возле двери. Дым клубился из игрушечной дымовой трубы.
Джералд сделал несколько шагов по доскам, чтобы струсить песок со своих высоких ботинок, а также, чтобы она узнала о его присутствии, и затем вошел.
“Привет, миссис Литон!”
Но крошечная гостиная и кухня были пустыми. Корабельные часы издавали тик-так только для себя и для Джералда. Ее гигантская шуба свешивалась с кресла-качалки, как какой-то живой парус. Небольшой огонь, разожженный в камине, пылал и деловито потрескивал. Чайник стоит в кухне на газовой плите, и одна чайная чашка стоит на стойке рядом с мойкой, все еще в ожидании воды. Он взглянул через узкий холл, который вел в спальню.
“Миссис Литон?”
Зал и спальня тоже были пустыми.
Он собрался было вернуться в кухню, но услышал приступ сдавленного смеха. Кого-то просто трясло от зарождающегося хохота, того вида, который остается тайным в течение многих лет и веков, как вино. (Есть у Эдгара А. По рассказ и о вине.)
Смешки перерождались в абсолютный хохот. Звуки раздавались из-за двери справа от спальни Джералда - последней двери в доме. Из кладовки.
* * *
как будто меня ударили по яйцам, как в средней школе, старая сука, она смеется, она нашла его, старая жирная сука, черт ее побери, черт ее побери, ты старая шлюха, что ты здесь делаешь, ты, старая сука, шлюха, кусок дерьма.
* * *