ГОЛУБОЙ ВОЗДУШНЫЙ КОМПРЕССОР
1971
Отрывки, часть текста была утеряна
Дом был высоким, с невероятным наклоном блестящей крыши. Приближаясь к нему от дороги, проходящей вдоль берега, Джералд Нейтлай подумал, что он был похож на самостоятельное государство, оазис в пустыне. Крыша опускалась и поднималась под изменяющимися углами над основным зданием и двумя нелепо расположенными пристройками; балкон окаймлял имеющий форму гриба купол, который окнами смотрел на море; подъезд к дому, обращенный к дюнам и неосвещенный, с сентябрьской пожухлой травой был длиннее Пульмановского спального вагона и отсвечивал изнутри. Высокий наклон крыши делал дом, похожим на гибрид жука, распустившего крылья и ткацкого станка над ним. Это был дом дедушки-баптиста.
Он прошел по подъезду, и после небольшого колебания, подошел к приоткрытой двери, через которую проникал свет. Внутри виднелись плетеный стул, который качался и поскрипывал, и старая брошенная корзина для вязания, от которой отрываются, чтобы наблюдать за входящими. Пауки пряли шелк в темных верхних углах. Он постучал.
Стояла тишина, живая тишина. Он собрался постучать снова, когда где-то внутри заскрипел стул, и кто-то с хрипом прочистил горло. Это был звук старости. Опять тишина. И тогда раздался медленный, ужасно неторопливый звук старых, изношенных ног, находящихся на пути в зал. Стук трости: Тук ... тук ... тук...
Половицы скрипели и скулили. Тень, огромная и бесформенная в жемчужных отблесках, расцвела в проеме. Бесконечный звук пальцев, трудолюбиво решающих загадку цепочки, замка и засова. Дверь открылась. “Здравствуйте”, - низкий голос звучал уверенно. “Вы - господин Нейтлай. Вы арендовали дом. Дом моего мужа.”
“Да.” - сказал Джералд, его язык как будто застрял в горле. “Правильно. А Вы - …”
“Миссис Литон,” - низкий голос, казалось, был рад или его своевременному прибытию или его имени, хотя ни одно, ни другое не было чем-то выдающимся. “Я - миссис Литон.”
* * *
эта женщина, это гребаное проклятие, огромная и старая, она была похожа на рубище времен Иисуса Христа, какой же она была жирной в свои шестьдесят шесть, о, Боже мой, её жир, даже боров не смог бы вынести запах ее белокурых волос, длинных белых волос; ее ноги были похожи на кривые ножки комода из больного красного дерева, как в старинном кинофильме, она могла бы быть танком, она могла бы убить меня, ее голос - вне какого-либо тембра, как зов Иисуса, я хотел бы засмеяться, но я не могу смеяться, ведь она становилась похожей на какого-то из семидесяти древних богов, когда шла с тростью, ее руки больше чем мои ноги, как у проклятого танка, она могла бы вручную выкорчевать дубовую рощу во благо Христа.
