Наташа, взяв ее морщинистые, с распухшими суставами пальцев, сухонькие старческие руки в свои, гладила, успокаивала, но упорно не соглашалась остаться.
— Тетя Ксения, у меня же в России друзья, и мой класс, не могу я их сейчас бросить. И не хочу жить за границей, мне в России лучше. Я там выросла, вросла в нашу жизнь. А тут все чужое. И кто-то же должен учить детей всему доброму и у нас на родине. Нет, моя милая, хорошая, добрая тетя Ксенечка! Я не могу остаться. Извини. Не могу…
Погостив три дня, она собралась домой. Прощались, плакали обе. Тетя Ксения, как всегда, завалила ее всякими подарками, от которых нельзя было отказаться, не обидев. Наташа утешала ее, беспомощную, маленькую, такую старенькую…
Вскоре самолет доставил Наташу в Москву, и на поезде она вернулась в свой маленький городок. Встречали ее оба приятеля. С цветами…
Дима смущенно сунул ей в руки скромные полевые цветы, а Володька, как обычно, дурачась, галантно присел, как будто просил у нее руки и сердца, и вручил ей яркие, сочные, пунцовые розы. На их веселую компанию с нескрываемыми завистью и тоской покосилась какая-то полная, некрасивая девушка в бесформенном вязаном берете.
А скоро приехал, сдержав слово, и отец с новой женой. Наташа долго пыталась угадать, кого же он выбрал, и как выглядит теперь ее новая «мама». Но не угадала.
В ее комнату в общежитии ворвался его густой, рокочущий басок с северным акцентом, знакомый с детства запах табака и одеколона. Отец был очень радостен и оживлен, и явно очень рад ее видеть. Наташа сперва повисла на его могучей шее, и только потом обратила внимание на массивную женщину с властной осанкой, тусклыми глазами цвета спелой черной смородины, с характерными складками у краев рта, несколько обвисшими щеками, с непонятной гримасой разглядывающей ее, и неуклюжую девочку-подростка в мешковатых джинсах и майке, с широко открытыми глазами, чем-то неуловимо похожую на лягушку.
— Гортензия Петровна, — представил ее отец, — А это Алиса, ее дочь.
— Ее? — подняла бровь мачеха, хмыкнула и величественно проплыла мимо нее к столу, только слегка наклонила голову, поздоровавшись, и принялась с неприязнью разглядывать простенькие обои на стенах, старую железную кровать, накрытую серым пледом, и старенький шкаф. Явно не понравился ей и стол.
Алиса, ее сводная сестра, была и на вид как-то неуклюжа, в своей мешковатой одежде, с крысиным хвостиком волос, она была совсем не похожа на свою мать. Усевшись на стул, она тут же ссутулилась, втянула голову в плечи и кидала по сторонам быстрые взгляды, снова очень напомнив притаившееся в засаде известно какое зеленое земноводное.