Наконец на западе взметнулось желтое облачко, неожиданное и кудрявое, как дым от взрыва. Оно росло, растекалось вдоль горизонта, потом изогнулось змеей и повернуло к холму, на котором сидел Джойс. Негр сошел к дороге и поднял руку.
Машина, скрипя тормозами, остановилась. Джойс с трудом различил ее очертания в облаке пыли: серо-желтой была вся машина - от радиатора до колес. Только болтавшаяся возле кабины шофера камера с запасной водой алела мокрой резиной. Через минуту грузовик тронулся и снова исчез в вихре тонкой лессовой пыли. Джойс увидел стоящего посреди дороги Чэна.
Летчик не спеша вынул платок, отер лицо и посмотрел на грязный след, оставшийся на полотне.
- Помыться бы... - со вздохом проговорил он.
- Ванны пока еще у янки.
После короткого молчания Чэн сказал:
- А знаете, кого я сегодня тут увидел? Смотрю, кто-то пылит на японской керосинке, пригляделся... Как думаете, кто?
- Я тугодум.
- Фу Би-чен!
- Фу? - Джойс в недоумении пожал плечами. - Наш бывший командир, ваш незадачливый ученик?
- Да, наш "пехотный летчик" собственной персоной.
- Наверно, работает здесь по административной или по хозяйственной части. Небось, характеристика, что вы ему дали в школе, навсегда отбила у него охоту летать.
- Вы говорите так, словно я получил от этого удовольствие. Должен сказать, что каждый неудачный ученик для нашего брата, инструктора, большое огорчение!.. Списывая его из школы, я выполнял свой долг.
- Значит, все-таки на протекцию по хозяйственной линии тут рассчитывать не приходится, - шутливо проговорил Джойс.
Пока они прошли расстояние, оставшееся до пещеры штаба, Чэн успел перебрать в памяти все, что было связано с учлетом Фу Би-ченом. Пожалуй, из всех "трудных" курсантов, которые прошли переподготовку за время его инструкторской работы, этот был самым "трудным". И не потому, что, как некоторые другие учлеты, Фу был лишен данных, необходимых летчику вообще и истребителю в частности; напротив, он быстро вспомнил теоретические предметы, в воздухе машина была ему послушна, отработка сложных фигур высшего пилотажа всегда оценивалась у Фу отметкой "отлично". Но этот ученик, еще прежде чем он получил хороший авиационный боевой опыт, дающий право высказывать свои суждения, заговорил о собственной "теории" воздушного боя! Он утверждал, будто первым условием победы в современном воздушном бою истребителей является не искусство индивидуального боя, а овладение групповым полетом и даже групповым пилотажем.
Это открытие удивило Чэна потому, что он видел Фу Би-чена в роли пехотного командира и знал его спокойное бесстрашие и рассудительность в бою. Но мог ли Чэн молчать и не сказать командованию того, что сказал тогда о Фу: "Боится!" И Чэн нисколько не раскаивается. Его совесть перед народной авиацией, его совесть перед партией, преданность которой управляет каждым его поступком, чиста... Правда, Фу только твердил, что по мере усиления народной боевой авиации встречи истребительной авиации утратят вид одиночных боев и сделаются настоящими воздушными сражениями. Но эти настроения "теоретика" показались тогда Чэну вредными. Если бы такая "теория" заразила других учеников, они, вместо того чтобы учиться по утвержденной программе, тоже начали бы рассуждать о предстоящей истребителям войне "в массах"...